Цветок и камень
Шрифт:
Это даже иронично, она так мечтала доказать всем, что лучше меня, а теперь доказав это вынуждена терпеть меня как «шестерку» собственного брата. По сути Нинет со своим недовольством, в данный момент, была моей единственной отдушиной. Она мечтала, чтобы я оказалась «шестеркой», но и подумать не могла, что возникнет необходимость видеться со мной помимо занятий с Хенриком. Впрочем, довольно слабое и сомнительное утешение, учитывая, что я по-прежнему отброс, а ей всего лишь моя персона рядом с собой не нравится.
Тем временем мой отец, всегда такой сдержанный и серьезный, надрывал голос.
Я сидела в глубоком кресле в самом углу комнаты, в которой собрались все. Тут было намного темнее, возможно, из-за количества людей: Освин Стоун, Нинет, Кристофер Стоун, моя мать, отец и Николас, который сейчас мирно сидел у меня на коленях, положив голову на мое плечо. Я перебирала ему волосы, стараясь не думать ни о чем, но резкие крики отца над ухом, совершенно лишали меня возможности уйти в себя. Каждый раз, когда он начинал орать громче, у меня звенело в ушах. Ник с каждым таким надрывом, крепче прижимался ко мне. Он не любил, когда рядом с ним повышают голос. С другой стороны будь у меня такой слух, я бы тоже вряд ли могла терпеть подобное.
— Вы хоть осознаете, что сейчас натворили? — восклицал отец.
Мужчина в синем костюме и с галстуком бабочкой в очередной раз снисходительно кивал головой. Он, как будто, разговаривал с ребенком в магазине и объяснял, что нельзя кушать мороженое зимой на улице. Взвинченный Алан Лерой по сравнению с непоколебимым «шестеркой» выглядел жалко. Я усмехнулась. Какая все-таки нелепость.
Сидя с ухмылкой, я с ужасом обнаружила, что на меня кто-то смотрит. Это было инстинктивно, но я немного резко вскинула голову и встретилась глазами с Кристофером.
По рукам и ногам пробежали мурашки, сродни электрическому разряду. Я поморщилась. Он смотрел на меня с неприкрытым интересом. Однако его глаза оставались холодными и мрачными. Его взгляд был тяжелым и сосредоточенным.
Невольно, в голове всплыли рассказы о том, как старшие маги насиловали своих подчиненных и как тех, потом, находили мертвыми. Хотя дело состояло даже не в этом. Старшие маги были абсолютно неприкасаемыми, в своих поступках они были безнаказанны. «Шестерки» безвольный мусор, а тебя в тюрьму не посадят, если решишь его выкинуть.
Пару месяцев назад отец за ужином рассказал историю, конечно, со своей бесстрастной стороны. Его циничность только добавила ужаса. Суть была в том, что его коллега с работы на прошлом отборе получил в повиновение «шестерку». Девушке, как и мне сейчас, было восемнадцать. Он, разумеется, первые месяцы держал себя в руках, а потом, когда понял, что из нее повар никакой, избил. Рукоприкладство стало нормой, и в один прекрасный день мужчина перестарался с наказанием. Девушка в результате осталась калекой. Когда она попала в человеческую больницу, маги забрали ее оттуда и представили дело как несчастный случай. Ее хозяина не наказали, только сделали выговор, что им пришлось лишний раз иметь дело с людьми.
Я отвела глаза, не выдержав взгляда Кристофера, но он все продолжал смотреть в мою сторону.
Ник начал тихонько плакать. Я поцеловала его светлую макушку,
— Денни, теперь ты не живешь с нами?
Я обняла его покрепче и задумалась. Проблема заключалась в том, что все зависело теперь не от моего желания. Если этому Кристоферу взбредет в голову поселить меня в своем подвале, то я не смогу противиться. Он даже может изгиляться там надо мной, а я не пожалуюсь. Ну, если не считать человеческую полицию, но что она может сделать ведьмаку, а тем более охотнику? Как в том романе Стига Ларсона, я буду жить внизу в клетке, а люди на поверхности даже не будут знать о моем существовании.
— Нет Ник… — произнесла было я, сказать, что все обойдется, не хватило смелости — Все будет хорошо.
Я чмокнула его в щеку и движением показала, что желаю встать. Ник слез с моих коленей и выжидающе уставился на меня. Я встала и выпрямилась, расправив плечи. Последнюю гордость нужно пустить в правильное русло.
— Пап, можно?
Алан Лерой осекся на полуслове и повернулся ко мне. Его примеру последовали другие, повисла тишина. Я все более остро начинала ощущать на себе взгляд Кристофера Стоуна. Его глаза даже из-за моей спины выделялись на фоне остальных. Складывалось ощущение, что смотрит он не из-за спины, а прямо в лицо. В упор. Связь укреплялась. С каждой секундой канат, связывавший нас, становился все толще и ощутимее. Я не слышала его мысли, я не знала, что он чувствует, но я была уверена, что он смотрит.
Не удержавшись, я обернулась. Он выглядел слегка отрешенным. Я разглядела длинное темное пальто, капюшон балахона, выглядывающий из-под него, торчащую пачку сигарет из кармана, а главное я снова взглянула ему в глаза. Они были яркими и выделялись на фоне окружения. Меня окутал страх. Все в этом парне вызывало во мне страх и покорность. Если бы сейчас он велел мне прыгнуть с крыши, поверьте, я бы без тени сомнения сделала это. Но самым ужасным было то, что, несмотря на мою готовность делать для него все, что пожелает, я продолжала ненавидеть его, себя и то, что я должна была сказать. Жаль, что слепая покорность не прибавляет любви. Может тогда я бы не чувствовала себя таким ничтожеством.
С трудом отведя взгляд от моего хозяина, я вернула внимание на отца. Мама подошла к нему со спины и сейчас они оба взирали на меня не то с отвращением, не то с ненавистью. Они не держались за руки, по их виду вообще нельзя было сказать, что они супруги.
— Прекрати кричать и смирись с тем, что я не оправдала твоих ожиданий.
Повисла тишина. Мне казалось, что я слышу, как тихо тикают маленькие стрелочки в его часах. Отец был более чем удивлен. Вернее даже ошарашен. Эти мои слова повергли его в дикий шок.
Он постоял несколько секунд, а потом раздосадовано, схватил мать за руку. В другую Алан Лерой подхватил легкого, как пушинка Ника, и, бросив мне на ходу фразу, что будет ждать в машине, удалился. Он в ярости.
Я медленно повернула голову к распорядителю. Оставшись наедине с семейством Стоунов, я чувствовала, как моя самоуверенность таяла. Распорядитель, как и я лишь прислуга, широко и дружелюбно улыбнулся. Его явно расслабило то, что мой неадекватный отец больше не визжит ему на ухо.