Цветок камнеломки
Шрифт:
Новый препарат являл собой довольно толстый слой невзрачного осадка под толщей физиологического раствора на синтетической воде. То, что банка состояла из алмаза, Сабленок, правда, не знал. Дабы не подводить в случае чего подчиненных, он попал в набрякшую вену Алексея Митрофановича самолично. Завалишин, почти вовсе закрыв глаза, набрал какую-то комбинацию на устройстве, напоминающем пишущую машинку, и которое он именовал "манипулятором", "сборщики" дружно приобрели одноименный заряд. Со стороны это выглядело так, словно осадок вдруг растворился без следа, жидкость в сосуде осталась по-прежнему прозрачной, но приобрела какой-то радужный оттенок. Жидкость медленно, осторожничая и перестраховываясь, ввели в кровь.
"Спецификация Л", аккуратно отщепив субстрат, переходила в так называемую "конформацию 2", поляризовалась и обрела неукротимое стремление к воссоединению с себе подобными, а все
– Теперь - быстрее!
И прежде, чем сколько-нибудь значительное количество сработавшей "Спецификации Л" успело влезть в исходную емкость, Сабленок быстро-быстро, упустив буквально несколько капель крови, подключил стеклянный двойник, направив ползущую вспять, навстречу току жидкости, в другой сосуд, где "спецификацию" ждала Активная Мембрана. Встречаясь с ключевыми структурами на ее поверхности, "сборщики" оставляли груз, возвращались в "конформацию 1", после чего одноименный заряд поверхности возносил их вверх по капиллярам. Мембрана потребляла вполне заметное количество энергии и ровно, едва слышно гудела под током. Через двадцать минут большая часть напластований в виде ултрадисперсного осадка собралась на ее поверхности, а часть "сборщиков" повторно вернулась на свое рабочее место, и цикл повторился снова. Выждав некоторое время, вспотевший от волнения Сабленок дрожащими руками прикурил сигарету и прошелестел, поскольку в горле у него совершенно пересохло:
– Проверить бы как, а?
– Я диполь-экран прихватил. Специально разработали для наблюдения за развитием некоторых композиций. Потом - бросили, на редкость бесполезным занятием оказалось. И тут не выйдет, слишком много наложится одно на другое. Тут чего-нибудь все-таки похитрее надо, по принципу автоматического подсчета, компьютерного формирования изображений и всякое такое…
И только тут до их сознания дошел некий посторонний звук, довольно давно уже доносившийся с жесткой, как устав гарнизонной службы, обтянутой черной клеенкой прямо поверх ДСП кушетки. Это негромко, но басовито храпел расслабившийся и заскучавший от полного отсутствия событий Алексей Митрофанович Завалишин.
– Ладно!
– Прошипел эскулап.
– Твое снадобье все на месте?
– И, увидав спокойный, как вечные льды, кивок, осведомился.
– Уверен? Тогда так: раз он сейчас живой, то хуже уже не будет, значит - проконтролируем по старинке, чисто клинически… Да это, в конце концов, и главное.
– Ну, - его здоровье!
– Его, - согласился Завалишин, - давай…
– Так, говоришь, - нет приступов?
– Да вроде бы как не было. Валидол и нитроглицерин таскает еще, но больше по привычке.
– Ага… И ЭКГ тоже стала получше. Ку-уда получше. Кардиосклероз, понятно, никуда не денешь, а так… Слушай, а ты знаешь, что это Нобелевка по медицине? На мелкие расходы, потому что в принципе за бугром человек, слепивший этакое, стал бы не миллионером даже. Пожалуй, что миллиардером.
– Композиция конечно, - пожал плечами тридцатитрехлетний Завалишин, заботливый второй сын своего заботливого отца, - но так себе композиция. Не из сложных. Единственная сложность, - это чтоб только ту известь, которая вместе с холестерином, а так… Простенькая композиция.
– А почему, кстати, - композиция? Что за дурацкое название?
– Не машина, не вещество, а работает. И каждый раз надо с самого начала составлять, компоновать. Как-то само собой получилось название.
– Ну, - за нас с вами, и хрен с ними… Ну так что делать-то будем?
– Твое здоровье… К сожалению, - ничего такого делать мы не будем. То есть совсем. За то, что мы тут уже сделали, нам уже не сносить головы. Мне - за прямое разглашение, тебе - за то, что узнал то, чего тебе знать никак не полагалось.
– Б-лин… - Сабленок нервно потребил стопку "Двина" в одиночестве и прошипел, - з-занимаетесь там всякой херней… С с-секретами с-со с-своими с-сучьими… Как будто самим не помирать, вместе со своим высоким начальством.
– Не высоким, а очень высоким. Все так, все так, но все равно ничего не выйдет.
– Точно? Неужто ничего нельзя придумать?
– Погоди. Я тут переговорю кое с кем. Он такой знаешь… дерзкий.
– А что такое-то?
– Да вот в голову пришло, когда сказал про очень высокое начальство, - а какое оно у нас, начальство очень высокое? Самое высокое?
– Не знаю. Какое?
– Оно у нас старое.
X
Все было просто, как простая гамма. Непонятно только, почему ни до чего подобного никто не додумался раньше. Карбин. Или тот самый навязший у всех в зубах тубулярный углерод. Берется такая длинная-длинная
– И?
– Что вас интересует?
– Ваше мнение по докладной этой колготы.
– А вы, Дмитрий Геннадьевич, молодец. Звериное чутье. И как это вы стойку именно на этот сигнал сделали, - ума не приложу. Из всей-то кучи входящих…
– В тамошнем отделе толковый парнишка сидит. Сориентировал. Итак?
– Очень плохо. Просто-таки на редкость.
– Нелепость или наоборот?
– То-то и оно, что наоборот. Очень существенная и дельная работа. Вся, как есть, - от земли, что особенно погано.
– Почему?
– Деловито осведомился Гаряев.
– Мне для дела…
– Сделать композицию вне наших стен - дело почти нереальное. Да что там - "почти"… Просто нереальное, даже если иметь "сборщиков". А тут - достаточно вытащить… сравнительно-простую и емкую штуку, которую, кстати, ничего не стоит спрятать так, что не найдешь никакими мыслимыми способами. И скопировать сколько угодно раз. Это одно. А другое, - так это то обстоятельство, что бывшая совершенно неприступная тайна может… потерять свой статус. Понимаете? Герметичность Системы становится в тысячу раз труднее сохранять. Разработка новых исходных становятся в принципе доступной для каждого дурака, владеющего "МелГол" и доступом к какому-нибудь из самых немудрящих "Топазов".