Цветок камнеломки
Шрифт:
– Я не затаскивал!!!
– А я не следователь. Мне, по большому счету, - насрать. Да: сбежишь, они дадут знать прямо Викентьеву, не мне.
– Это же дикость какая-то, - как он ни крепился, а слезы брызнули из его глаз, - в наше время!
– Бывает так, что везет-везет, все шуточки, а потом раз - и не повезет вдруг.
– Взяв себя в руки, он говорил бесстрастным тоном человека, решившегося на смертельный прыжок.
– И все прежние милые шуточки вдруг оказываются очень-очень всерьез. Тебе не повезло.
– Два года навоз грести! Хвосты крутить к-коровам!
– Злые слезы так и брызнули у него из глаз.
– Неужели ничего другого придумать нельзя!
– Можно. На зону пойти с дружками со своими. И
– Х-хватит!!!
– Нет, почему же? Дай бог памяти, а, да: "Хрячить? Горбачить? На это предки есть!"
Розка, потому что все-таки татарка, не в пример всяким прочим молча впустила в квартиру, молча дождалась, когда он вымоет руки, и молча брякнула перед ним глубокую тарелку щей. Но по тому, с каким грохотом она выкинула его "австрийские" башмаки в кладовую, по тому, что щи не были горячими, а, разве что, - подогретыми, по самому ее молчанию он понял, что грозы не миновать. Потому что, хоть и татарка, но жила-то она не среди своих, а именно среди этих самых всяких-прочих. И среди них же терлась на работе. Понабралась современного воспитания. Эмансипации по-советски, когда визг поднимают при любых обстоятельствах, только увидев мужа, на всякий случай, и выдают ему деньги на обед и сигареты "Прима". А главное, - никогда, ни при каких обстоятельствах не показывают, что довольны, а только и исключительно только либо - недовольны, либо - крайне недовольны. Но, так как все-таки татарка, хватило сил, чтобы дождаться, когда он доест. Как только не лопнула, он-то видел, чего ей это стоило. Вот что значит домашнее воспитание. Только потом начала:
– Ну? И чего, спрашивается, приперси? Никто уж и не ждал! С концами, думали! Не-ет, - явилси! Стирай тут его носки, земляныи! Рубахи его черныи!..
А чего б это она хотела? Человек же - с дороги…
… либо живи, как все, дома, либо - вовсе не приезжай, не вози грязь свою! Пусть тебе твои тамошние давалки стирают…
Вот попробуй, изложи человеку, что там в радиусе двадцати верст - вообще никаких баб нету? Не говоря уж о молодых. Это помимо того, что один - он успевает за день так накорячиться, что делается ему вовсе ни до каких баб. Потому как - сезон, это понимать надо.
– …Верка-нормировщица говорила: "Раз денег не носит, - не нужон он такой. Я б свово давно б выгнала, ежели б он, паразит, мне б хоть какую копейку б зажал. Ты ему,- грит, - Роза, так и скажи…"
– Так осенью…
– Вот осенью и приежжай! А пока - неча на дармовщину жрать, да носки свои, вонючие…
Стоп!!! Да как же это он забыл-то? Он полез в карман, и вынул приблизительно половину денег, что получил от торгаша. Ограбил, паразит, но все-таки дал так, что хватит. А все почему? Он догадался, заглянул на третью "комби", отыскал там набор спецур "С" - это специально для сталей, устойчивые, разбирают стали даже с хромом и марганцем, и не поленился, отдельный чан для них сделал в том самом подмыве, откуда глину брал. Подпер он с тех пор подмыв-то. Подпер. Ночами старался, потому что деньги пока что были все-таки нужны, а до урожа-ая!.. Порадел со старыми ведрами, листами и рессорами, с ржавым бог его знает чем и со всем прочим, что пришлось почти что выкапывать из почвы умершей деревни. А потом вдруг отыскал сгнившую подстанцию. Старался аж до лишнего, чтоб придраться к элементам было бы уж вовсе никак невозможно… А барыга скривился, сказал что посмотрит, какая чистота, то да се…Однако - забрал работу, всю, как есть, заплатил, понятно, ерунду, одна медь "М/С стандарт III" - поди, вдвое больше тянет… Да ладно! И так, хоть половину - в счет долга пришлось, а половину - так. Он влез во внутренний карман, достал ком денег, отсчитал себе сколько-то на тушенку,
– Вот, на пока что…
… Если вы думаете, что это заткнуло ей рот, то, пожалуй, будете правы. Если думаете, что на сколько-нибудь заметное время, - то ошибаетесь. Увидев деньги, она вроде бы как мимолетно поперхнулась, а потом начала снова. А поскольку за время его отсутствия дражайшая половина несколько потеряла форму, то новый тур был посвящен почти исключительно одним повторениям, только изредка перемежаемым чем-нибудь сравнительно новеньким:
– … аж навозом весь пропах! Аж…
Он - молчал. Не потому даже, что не было никакого желания реагировать, а - сил не было. Голова пьяно кружилась, в ушах стоял мягкий, неумолчный, уютный гул. Прошлым вечером он лег непозволительно рано, - в пол-двенадцатого, а в три - уже был на ногах, потому что Димычу надо было непременно дать наставления насчет огурцов, поросят и двух "маслов", дозревавших в "чане". И если бы это была первая такая ночь. Во все предыдущие тоже удавалось поспать когда - четыре, а когда - пять часов. Он - уплывал, и через гул только смутно доносилось по-прежнему визгливое, но уже, все-таки обеспокоенное:
– Юра! Юра! Ты что это?! Тебе плохо?!!
Да хорошо, хорошо, - успокойся. Уплы-ываешь себе, потихоньку, навстречу величественным, неясным призрачным массам, вдохновенно бормочущим чушь…
Когда он проснулся, - укрыла-таки, не совсем еще, значит, она держалась еще довольно долго, но потом кипевшее внутри дерьмо все-таки перелилось через край. Хлынуло потоком кипящей лавы.
– Вот.
– Сказала она утвердительно, как будто в продолжение чего-то, что говорила раньше, но только что.
– Д-довел себя до бог знает чего с частной собственностью со своей! На ногах уже не держится! В-высох весь на скелет! В общем так: либо я, - либо энтот дом твой гадский!!!
Да ни до чего такого он себя и не доводил. Он и вообще последнее время так засыпает. Чуть присел где, или, паче того, - прилег, - и готово.
– … надо еще сообщить куда надо, чтоб поехали, поглядели, что у тебя там за хозяйство!
Спасибо, милая. Навела на мысль, потому что рано или поздно, - а придется этой проблемой заниматься. Не оставят его так просто в покое. Добудут. Так что лучше уж было бы заранее подготовиться. Обдумать, кто наедет, как это произойдет, с чем пристанут, и, главное, - как отбиваться будем? Впрочем, - чего это он? Способ отбиваться, причем так, чтоб раз - и навсегда, как раз известный. Для этой страны - универсальный. Вот именно. Просто-напросто бумага. Оформить себя звеньевым. Или, еще того лучше - по договору на выдуманной опытной делянке местного СХИ. Или сортоиспытательной станции. Уж сорта-то, - он, сам того не замечая, нехорошо усмехнулся, - он им обеспечит. Такие, каких они и в глаза-то не видывали. Занятый этими и тому подобными мыслями, он не вот очнулся, когда Розка постепенно замолкла и с характерной женской последовательностью начала к нему прислоняться. Он усмехнулся снова - на этот раз снисходительно, и несколько рассеянно приобнял ее за плечи.
– Слушай, старик, а ты на выставке Юматова - был? Нет?! Ну-у, знаешь, - отстаешь от жизни! Там та-акой сюр… - Андрюха Голобцов даже закатил глаза, подчеркивая тем самым запредельную силу впечатления.
– Представляешь, - улица, вся в красно-бурых тонах, пустынная, никого нет… Представляешь? А по ней, уже наполовину повернумши за угол, уезжает трамвай … И груженый - рыбой! Понял, нет?
Промолвив сакроментальные слова относительно рыбы, он с торжеством откинулся в кресле, изо всех сил сверкая глазами.