Цветок камнеломки
Шрифт:
– Во-первых - не все так просто. Во-вторых - не миллионер, а мультимиллионер, а уж если продать лицензию… Только ни хрена не выйдет. "Спецур" новых вам там никто не продаст. Погодите. Работайте пока с теми, кого я буду давать, и вам вообще никакие деньги не понадобятся. Всю зарплату, как есть, будете откладывать. Это - в ближайшее время. А там - посмотрим.
XVII
– А интересное получается кино, - один гражданин заказал посевной материал класса "суперэлита", в количестве тонны, платит наличными, другой… Чин по чину, прошлой весной, так что без дураков. Пятый-десятый-двадцатый. И все по тонне посевного картофеля, как минимум. Какие интересные граждане появились! Ой, какие интересные-та! И как много!
– Из одного места или из разных?
– Сейчас посмотрю, - говоривший, надев очки, принялся перебирать надорванные конверты, - та-ак… В общем - места разные, но все - южный Урал и Зауралье. Кажется, - по большей части вдоль Транссиба. Говорю же - интересное кино выходит…
– Берешь солому… так. Опускаешь в измельчитель… так. Запускаешь. Заливаешь водой, - и в расщепитель. Сначала - кнопка "Активация", пятнадцать минут ждешь, потом - кнопка "Фиксация". Как отщелкнется, так и готово. Выва-аливаешь все из бункера, - и можно по новой… Понял? Будешь все по уму делать, так все у тебя со скотом будет в полном порядке. Начнешь халтурить - не обессудь…
Говорят, если в самом начале какого угодно дела, при закладке дома или крепости идет дождик, - то это к удаче. Вроде
– Может, - возьмешь все-таки?
– Не, - помотал головой Юрий Фомич, - спасибо. Зарок дал. По крайней мере - пока не стану на ноги. Если начну, так уж не остановлюсь, это точно. Опасная это штука - водочка, когда остаешься один.
– Ну, - с сомнением протянул друг, - как знаешь…
И, - продолжая с опаской посматривать на небо, где облака - остановились, очевидно, добравшись до места, и теперь только клубились лениво и медленно, как сытый палач в маске, - медленно поигрывает витой плетью, - уехал. И минут через пятнадцать начался дождичек, - весенний, щедрый, теплый, только очень уж сильный. "Жилье" его - располагалось на невысоком холмике, а в борозде под холмом - виднелись остатки провалившегося внутрь колодезного сруба. Впрочем - сруб это что-то, что рубят, а здесь кольцо было некогда сложено из кирпичей. А начало мая - это все-таки не июль и даже не июнь, поэтому он под своим тряпьем на холодной лежанке жутко озяб. Хотя бы потому что вымок под дождиком, который так и не удосужился перестать и лил весь день напролет. В два часа ночи, или чуть позже того, в пресловутую сучью вахту, он не спал, прислушиваясь к неумолчному шуму дождя за ветхими стенами, ворочался, и крепко подозревал, что свалял колоссального дурака. Прямо-таки кретина свалял. Не менее, чем двухметрового роста. Весь безнадежный ужас его будущего, которое неизбежно ждало его теперь, после его необратимого поступка, когда он продал все, что мог, занял массу денег и - уволился с "Селены". При этом вдребезги переругавшись со всеми, с кем только мог. Только потому что люди, которым он доверял всецело, под страшным, заклятым секретом рассказали ему, какого рода покупки, оказывается, можно сделать в наше время. Не счел за труд, проверил, - все оказалось, как говорили…
… Нет бы уйти по-тихому, пожав ручки суке-мастеру, алкашу-завкадрами, и начальнику цеха, которому в последнее время, похоже, все стало глубоко по хрену. Мол, - не поминайте лихом, мужики, так сложилось. Выпить с ними, с… С-с п-падлами, - он неожиданно для себя аж затрясся от злости, вспомнив воочию всех тех, о ссоре с кем жалел только что. Ведь ладно бы психом был, а то ведь спокойным мужиком считался, флегматичным, что - лишнего шагу без дела не ступит, - а ведь поди ж ты… Как уволился, так Розка чуть не надселась от визгу, поддержка от нее та еще отказалась, а чуть заикнешься - так она опять в визг, аж синеет. Больше всего в настоящий момент он жалел о том, что не взял у друга-Генки ту бутылку, он поневоле проглотил голодную слюну, представив себе, как водочка ласково обжигает рот, приятно для человека бывалого косорылит, и теплыми шажками шествует в желудок, согревает, утешает и баюкает, как все на свете сразу же становится хорошо и нормально, и сами собой тают проблемы. Вот-вот, так тают, что и решать-то не надо. Ежели нарушить этот зарок, начать выпивать, пока очень уж трудно и вообще, - не началось, так лучше даже и не затеваться. Тем более, что прямо-таки с завтрашнего дня спирта будет больше, чем достаточно. Лучше подходит, понятно, метанол, но можно сделать так, что и этанол будет. Качественный. Прямо-таки чистейший, и если он допустит по этой части слабину, то лучше б ему прямо сейчас возвращаться домой. Валиться в ноги мастер, завкадр, начцех и ползать перед ними на брюхо, получать, сколько дадут согласно расценке, которую снизили в очередной раз… И слушать каждодневный Розкин визг по поводу его неумения жить. Вот Кандауров - умеет, а ты… Вот Сиротинин - умеет, а ты… Вон Шелихович-то - вон чего, а ты? … А ежели б ее взаправду к тому же Кандаурову, - то-то у него она повизжала бы! Попробовала б только! Да он пришиб бы ее, как муху, как только надрался бы в первый раз. Да и насчет Шелиховича, еврея, как с карикатуры с фашистской, криво-горбоносого, щуплого, кучерявого, лопоухого недомерка, у которого изо рта смердит, как из помойной ямы, так, что стоять-то рядом невозможно, - тоже… Разговоры в пользу бедных. Нет, - прошептал он сам себе в темноте и стиснул зубы, - либо сдохнуть, либо сделать. Так, как хочет он, а не Розка, не водка, не мастер, не горячо любимая Родина даже. Пора стать кем-то просто самому по себе… Он вдруг удивился: как просто-то! Смысл жизни - смысл жизни, проблема видите ли, неразрешимая!… Подумаешь, - бином Ньютона! Быть кем-то самому по себе, - чем не цель? И если не вышло, - то не удалась жизнь, а если вышло, - то удалась, и тут не важно, кто ты при этом еще, - мужик, моряк, торгаш или академик. Было еще темно, потому что тучи еще продолжали затягивать ночное небо, но уже по одному тому, что легче стали - думы, свободнее - дыхание, и отступила лютая тоска, чувствовалось, что - кончилась сучья вахта и стрелка перевалила за четыре. Вздохнув с неожиданным облегчением, он так же неожиданно заснул.
Дождь - сделал все, что мог, и закончил свои дела, омыв небо от облаков, не было ни ветерка, небо было - как синий кристалл без порока, а от насквозь промокшей за сутки Водяной Змеи почвы исходил ароматный, теплый пар. Он - не выспался, его - штормило от недосыпа, но это, странным образом была приятная усталость. Времени - восемь, не так уж и рано, погода самая, что ни на есть, подходящая, так что - начнем, помолясь. Перво-наперво - тюк с "лодкой".
Это, надо сказать, был еще тот трюк: интересно, кто первый додумался сделать надувную вроде бы как лодку в форме параболоида
"Лодка" - 450 руб. 00 коп.
Батарея на 1кв.м - 120 руб. 00 коп.
Реактивы и элементы - 93 руб. 58 коп. всего
Две канистры метанола по 40л, с канистрами - 64руб. 20 коп.
"Книга-инструкция" - 32 руб.
"Топаз" пиратского дела в то время представлял собой пологий горб, на передней стенке которого располагалась сенсорная, без всякой почти механики клавиатура, а из "макушки" - рос гибкий стержень, на котором крепилось плоское прямоугольное "зеркало" экрана с диагональю 50 см. В данном варианте, - это была только часть универсального "ткача", годного как для копирования "соломы" так и для "набивки" новой, в соответствии с источником информации. Сам эффектор - располагался в отдельном корпусе, напоминающем какой-то шипастый духовой инструмент серого цвета, соединенный с "Топазом" при помощи СВК. Теперь, тщательно проверив его, он убедился, что все, как и положено, - работает, а он - получил инструмент, при помощи которого можно сделать, в конечном итоге все, что угодно. Если есть это. Он достал "комби" - сапфирную пластинку универсального носителя информации, на котором был записан километр уникальных последовательностей "соломы" и краткая инструкция, фактически, - оглавление, - выводимое на экран. Вот это вот было дорого. Он купил, не скупясь, пока что четыре, и стоили они по пятьсот рябчиков за штучку. "А чего ж ты хочешь, - нервно хихикая, говорил продавец, - чтоб это продавать, надо быть не просто продажной тварью, а продажной тварью в квадрате. Торгуя этим - мы отменяем сами себя". Ну, - не очень-то, потому что эти штучки - не копировались. Не было такой стандартной процедуры, к ним нужна была своя "солома", а вот ее - не продавали. Можно было, конечно, переписать то-се с диска, но вот ошибочки могли обойтись слишком дорого, да и емкость не позволяла держать и обслуживать что-то и впрямь серьезное. Да и вообще… Дорого, - да мило. В четырех пластинках из невероятно твердого, прочного и инертного материала, как двадцатикилометровой высоты ядовитый гриб - таится в угрюмом цилиндре ядерной бомбы, таилась свобода. Свобода - нигде и никогда невиданного размаха, прямо-таки космическая… Если хотите знать, так очень даже сопоставимая по масштабу своему с вышеупомянутым грибом.
– Вот тебе инструкция, - говорил продавец, молодой бородатый мужик со старыми глазами, - там, вообще-то, все есть. Но кроме инструкций послушай и еще кое-что. С живого голоса, может, лучше запомнишь. Своеобразие всей этой моей мудрости в том, что никто не поступает соответственно с самого начала. Только потом, когда, в иных случаях, бывает поздновато. Метанола тебе понадобится море. Причем и как основной материал и, главное, как горючее. Ты изведешь все бурьяны в округе. Разберешь все старые плетни. Перетаскаешь все позапрошлогодние скирды. Метанол - это вообще отдельная поэма для вашего брата, по-хорошему, конечно, надо бы на него отдельного человека ставить, ни с какими затратами не считаться, но вам всем - хоть кол на голове теши. Хоть бы один послушался доброго совета. Причем, - учти, - бесплатного…
В этом был, проклятый, - прав. На все сто - прав. Беда была только в том, что правота эта - ничего ровно не значила. Вечерами, качаясь от усталости, перед тем, как рухнуть на тряпки и угасающим сознанием позаботиться о том, чтоб укрыться, потому что очень свободно можно было не успеть, он делал самую легкую работу: сгребал как можно большую кучу прошлогоднего бурьяна и свеженькой, веселенькой, весенней крапивы, сухих веток, листового отпада почище и посуше, что не успел еще стать перегноем, старой соломы, тех самых древних плетней, каких-то чурбаков из полузатопленного погреба, и отдельных частей собственного (все равно - разбирать до основания, а затем…) валящегося от ветхости сарайчика. Утром - вся эта куча, исходя в чане зеленой пеной от той самой крапивы, без остатка переходила в очередной центнер метанола. А чистым метанолом продукт становился после того, как он - процеживал его через два разных фильтра: от примесей и от воды. Метанол - был естественным и самым типовым сырьем для производства деталей из бездефектного тубулярного углерода, материала, в период Перезакония почти что столь же определяющего, как железо - определяло Железный век, потому что он был легок, невероятно (ку-да там железу! Куда, к черту, самым дорогим и элитарным сталям а также титану, нейлону, кевлару и прочему старью.) прочен, жаростоек и инертен, при самой незначительной модификации мог быть то проводником, то совершеннейшим диэлектриком. А главное, - для производства его не требовалось никаких экзотических сортов атомов. Ничего - кроме метанола. Ну, - почти ничего. Так что первыми почти что изделиями были "раз-чан" и "два-чан", побольше, потому что "лодка" должна была давать энергию. Каждое утро, сброшенный со своего ложа звуком вещи первой необходимости - будильника, привезенного с собой, он перво-наперво смотрел в безоблачное небо и молил господа, Матерь Божью, всех святых, апостолов, угодников и в тригоспода-бога-душу-мать, чтоб небо и сегодня оставалось безоблачным.
"Два-чан" был огромным сооружением два-на два-на три, чтоб взбираться на его край, пришлось сколотить лесенку, а для того, чтоб в его драгоценное, потихоньку прибавляющееся содержимое, ни в коем случае не проникло бы слишком много воды, он склеил специальную крышку. "Два-чан" был каторгой, точнее, - комбинацией каторги, мытаря и ненасытного Молоха, неотступно требующего жертв, да какого там Молоха, - ацтекского Уицтлипочтли по меньшей мере. А вы попробуйте, попробуйте хотя бы такую простую вещь, как просто-напросто наполнить двенадцатикубовый бак ведрами. Один кубометр - сто ведер, одиннадцать - тысяча сто. Это, помимо всяких прочих мелочей, - надо пятьсот пятьдесят раз подняться с двумя ведрами на три ступенечки. А мелочи, - это накормить деревом, соломой, бурьяном и сухими листьями "раз-чан", полученное - отфильтровать, то бишь - перелить туда-сюда пару раз. Одному. При том, что никто-о тебе не приготовит поесть, сам готовь, подальше отсюда, потому как иначе - взлетишь в мимолетной, прозрачно голубой вспышке куда-нибудь повыше дерева стоячего да пониже облака ходячего, и только потом тебя догонит волна уже настоящего, золотого пламени. Недаром подпольный торгаш, человек по определению и по факту холодный и безжалостный, как акула, с такой непонятной жалостью глядел на него, когда он по бедности покупал самый-самый минимум, и ничего лишнего, во всяком случае - ничего готового, потому как, к примеру, довольно слабенький, полуметровый ЭХГ стоил (но, надо сказать, действительно - стоил!) тыщу семьсот пятьдесят, слабенький насос на пятьдесят литров - пол-"косой", униблок - тыщу сто. А "солома" на все это, и еще на кое-какие мелочи, - стоила полтораста за все - про все, да еще по-честному, в дублированном виде! А все для чего? А все для того ж, что торгаш жалостливый говорил еще и следующее: