Цветок на скале
Шрифт:
— Сколько сношений вы имели?
— Серьёзно? Мы что, будем это обсуждать? — лениво поинтересовался Наместник, и неохотно ответил. — Два.
— Их было больше! — яростно, уже не сдерживаясь, кричит Дамиан.
Всё бессилие, что он испытал ночью, безуспешно пытаясь помочь больной, переплавилось и выплеснулось яростью и злобой:
— Для магического выброса нет большого значения, проникаете вы в тело женщины или нет. Важен сам факт. Вы знаете это! Вы почти свели на нет её шансы выжить! Вы сами хотите выгореть за это преступление?!
Наместник, до этого слушавший
В детстве Мар был добрым, терпеливым, и это наложило свой отпечаток на восприятие Дамиана. А в такие вот моменты, он вспоминал, что резерва его друга хватило бы выжечь неприятельскую армию подчистую и воюет привычными методами он только для того, чтобы уменьшить количество жертв, да ещё развлечься. Что он циничен и жесток. Что у сентиментальной привязанности к старому другу есть чётко очерченные границы, и сейчас он подошёл к ним вплотную.
Наместник смотрел на него не так как обычно: снисходительно и с хорошо спрятанной, но заметной ему нежностью. Нет. Он рассматривал его сейчас так, словно копался у него в голове, несмотря на все щиты и артефакты. Хотя, почему "словно"? Он явно копался в его разуме и пришёл к каким-то своим выводам. Что и озвучил:
— Выгореть? — язвительно хмыкнул. — Это было бы неплохо для меня. И, можно сказать, что для многих других тоже. Но не для тебя. Верно, Дам?.. Наш милостивый монарх приставил тебя надзирать, чтобы я не сорвался с его крючка, пусть даже и таким образом. Ведь так? Не смей отрицать! — бешенство, наконец, прорвалось низким рыком.
Ладно. Раз пришло время для этого разговора, значит так тому и быть.
— Не отрицаю.
Дамиан прямо и открыто смотрел Мару в лицо. Отстегнул от воротника булавку, что была сильным артефактом, не позволявшим читать его мысли, положил её на стол и продолжил:
— Я не мог уклониться и не дать подобную клятву, ты знаешь. Но всегда обходил её и исходил только из твоих интересов. Я всё ещё остаюсь твоим другом. Уверен, ты никогда и не сомневался во мне.
Мар потёр лицо руками. Как бы там ни было, нет, никогда. Хоть что-то в этом мире остаётся незыблемым для него. И одна из таких вещей — их дружба, которая началась в раннем детстве и продлится, он был уверен, всю их жизнь.
Дамиан не смог бы предать его. Он был романтиком и искренне любил своего названного брата. Идеализировал его и потому готов был бороться за его интересы, как он их понимал. Так уже бывало и не раз. Дам бросался на его защиту, не размышляя о том, чего ему это будет стоить, и насколько эта самая защита ему нужна. Целитель, одним словом! А он сам, каким бы ублюдком ни был, умел ценить и беречь тех немногих, кто не
Адельмар вздохнул:
— Никогда не сомневался в тебе. Я ведь знаю его… Наш королёк, как паук, опутал интригами и вынужденными клятвами половину королевства. А ту половину, что отказалась, я почти утопил в крови. Теперь те, кто остались в живых, менее храбрые, принесут ему эти долбаные клятвы. Сомневаюсь, правда, что это излечит страх и паранойю мерзавца!
Несмотря на бешенство, всё ещё звучавшее в голосе Командующего, Дамиан понял, что гроза миновала. Поэтому, с присущим ему упорством, принялся за то, что и составляло основу его жизни: стал бороться за своего пациента. Он был лекарем по призванию и его яркий, мощный дар всего лишь оттенял присущую ему сострадательность.
— Зачем, Мар? Просто скажи мне!
Наместник хмуро ответил:
— Пожелал и взял. И не смог остановиться. Тебя устроит такое объяснение? Мой папаша тоже не захотел остановиться однажды.
Голос брата короля звучал отчужденно и спокойно, но друг не обманулся этим:
— Ты не похож на него!
Мар скептично хмыкнул:
— Он тоже казался нормальным, пока не встретил мою мать, — и продолжил монотонно и мёртво, — у меня дела обстоят хуже: приступы ярости, потеря контроля над магией, теперь это. Я впервые по-настоящему сорвался на женщине. И, думаю, не в последний раз.
Он помолчал немного, а после заговорил уже совсем другим тоном: выверенным и подчёркнуто нейтральным. Только так можно было "обмануть" магическую клятву:
— Раз моя клятва включает в себя запрет вредить себе, то я мог бы только надеяться, что если я стану совсем опасен для мира живых, ты мог бы нарушить свою клятву и отравить меня чем-нибудь этаким… Знаю, что у тебя есть чем.
Он смеялся. Улыбка была жуткой, не затрагивала глаз и выглядела, скорее, гримасой. Лекарь улыбнулся ему не менее жуткой улыбкой, упал в кресло для посетителей и закинул ноги на стол:
— Друг мой, если бы ты стал слишком опасен или жизнь стала бы для тебя совсем уж невыносима, я, конечно, отравил бы тебя. Если бы на мне не было бы клятвы, то меня покарал бы король. А раз клятва лежит на моём сердце, то мы умерли бы в один день. Конечно, только в том случае, если бы я вдруг вздумал нарушить её. Отличный финал нашей дружбы, не находишь?
— Ты думаешь, у нашей дружбы будет именно такой финал?
Лекарь задумчиво ответил:
— Всё больше склоняюсь к этой мысли. Клятвы убивают тебя. Однажды это придется прекратить.
Ни одного из них не пугал танец со смертью, что они танцевали сейчас. Не после того, что пережили на войне. Не после того, что делали!
— Может быть, сегодняшний день будет неплох? — вкрадчиво протянул Мар.
— Не думаю, друг мой. Как твоя магия сегодня?
— Послушна и сыта, сам видишь, — скупо ответил Наместник, — моё безумие опять отсрочилось ценой чужой жизни.
— Она ещё жива, — попытался утешить, правда без особой уверенности в голосе, лекарь.
— Надолго ли? — понимающе хмыкнул Мар, — тебе удалось хоть как-то облегчить её состояние вчера?