Цветок на скале
Шрифт:
Палач что-то отыскал в её лице:
— Устрой всё, — кивнул лекарю. И указал на договоры.
На не гнущихся ногах подошла она к столу вплотную и быстро оставила на обоих экземплярах свой магический отпечаток. Не подпись. К счастью, это было допустимо и не вызвало новых вопросов.
Глава 3
Они оказались внизу так быстро, как позволили её заплетающиеся от усталости ноги. Лекарь был любезен, называл леди Ривз, сетовал, что она отказалась подкрепиться. Пока готовили карету, усадил в маленькой гостиной и приказал
— Укрепляющий эликсир, леди.
Тай не раздумывая взяла чашку. Зачем ему травить её? А силы понадобятся.
Потом, сидя в мерно покачивающейся карете, она, чтобы не заснуть, прислонилась головой к холодному стеклу. Отдыхала и думала.
Этот безумный день начался ещё вчера. Или раньше, если можно так сказать.
Когда самирские отряды, "подаренные" королю по договору о дружбе, устроили резню в школе при храме Митры, они, как и многие соседи, забрали выживших детей к себе и пытались выходить.
Потом в дом явились лекари захватчиков и маги, расследовавшие инцидент. В качестве охраны, их сопровождал отряд Каста Луца. Он "ухаживал" за Тай недели две, пока не понял, что ему дурят голову. Когда понял, предсказуемо озверел и явился с ультиматумом. Как раз вчера.
Наемник был пьян в стельку и много болтал. О том, что намерен заняться её сестрами, когда она ему надоест. Времени на раздумья дал как раз до завтрашнего утра.
Велла не зря уже давно шутила, что девственниц в осаждённых и покорённых городах не бывает. Предполагала, что закончится чем-то подобным. Пыталась примирить её с этой мыслью. Будто бы она в этом нуждалась!
Тай сдалась бы, но рисковать сестрами? Нет! Эни, со дня смерти матери, не произнесла ни слова, Эль была совсем дитя. Потому она лихорадочно искала другой выход. Только вот он не находился.
Вечером, когда девочки улеглись спать, Хельм позвал её в кухню и там, пока они были одни, припёр к стенке. Она передала старому наставнику утренний разговор без утайки. Тот молча достал родовой клинок и уселся полировать. Тай устроилась рядом со своим. Как много раз до этого. Рутинные действия успокаивали и помогали отрешиться от всего.
— Ты же понимаешь, что мы умрём, дитя моё? — голос старого воина был спокоен и ласков.
Так он говорил с ней всего несколько раз в жизни: когда она довольно сильно калечилась во время тренировок и шалостей в детстве. И когда принес последнюю волю отца.
— Велла, говорит, что если я уступлю…
— Велла женщина! — оборвал он её бесцеремонно.
Тай чуть улыбнулась, несмотря на драматизм ситуации. Её и немногих других девушек, что выбрали для себя стезю воина, гвардейцы отца навсегда вычеркнули из категории "женщин". Это добавляло тягот: их не щадили на тренировках или в спаррингах, не берегли нежные дамские уши. Уже к двенадцати годам в умении выражаться она не уступала седым воякам. Юный помощник конюха, как-то проходивший мимо тренировочной площадки и поглядывавший на неё раньше с интересом, услышав её, мучительно покраснел и, после, обходил по широкой дуге.
Были и несомненные плюсы в погружении в мир мужчин. В отличие от юных глупышек, которые склонны заблуждаться
— Если ты скажешь мне, что веришь этому слизняку и его обещаниям, я пойму, что плохо учил тебя, — уронил Хельм.
— Я не верю ему, наставник. Он лжив и в нём нет чести. Но это единственный выбор, какой у меня есть.
— Выхода всегда, по меньшей мере, два, дорогая… Мы прошли долгий путь, хорошо сражались и многое вынесли. Я не позволю тебе пойти на бесчестье, если это не даст надежды, а только продлит агонию, — голос учителя был нежен. — Мы уйдем вместе, когда придёт время. Не терзай себя и доверься судьбе.
Как он понял, что мучает её сильнее всего? "Человек, который лжет себе, погубит себя и других." Это о ней. Она заблуждалась, считала себя сильнее, умнее. А оказалось…
— Не вини себя! Ты сделала всё, что могла. Даже больше. Помни это! — голос наставника теперь звучал строго. Конечно, он понимал всё. Читал в её душе, как в раскрытой книге.
Странно, но стало легче. Откровенность и прямота всегда были ей ближе. Мачеха считала это крайне неженственным и пыталась искоренить. Не получилось.
Они просидели без сна до утра. Пришла Велла, убедившись, что девочки спят. Подтянулись Рид и Тод. Они пили бодрящий взвар и вспоминали прежние времена, тихонько пели песни. Прощались, не говоря о будущей смерти ни слова. Они были соратниками уже давно, и не было в этом нужды.
Утром Велла пожелала отправиться на рынок. Пусть им, быть может, и остался день жизни, но кормить их всех — её долг, от которого она не отступит. И, нет, риск не имеет значения. Особенно теперь.
Вернулась она с корзиной провизии, которую помогал тащить сын пекаря, живущего неподалеку. Он споро выкладывал продукты и при этом непрерывно болтал: старался успеть донести до них все городские сплетни. Когда дошёл до того, что уже которую неделю на рыночной площади маги захватчиков горланят о том, Чёрный Палач ищет магичку для контракта, Велла попыталась вытолкать его из кухни. Тай не дала. Ухватив паренька за рукав, повела пить чай и вытянула из него всё, о чём шептались в городе. Проводила его и ласково улыбнулась напоследок.
Вернулась в кухню. Встала перед бледной служанкой, глядя на неё презрительно и уничижающе, как не позволяла себе никогда:
— Как ты могла? Я собиралась своими руками убить сестёр! Мы пели вчера ритуальные песни, готовясь к смерти! А ты знала, что есть надежда и молчала. Это предательство?! — голос задрожал и сорвался.
— Госпожа, прости! Но надежды нет! Я не могла позволить тебе пройти через такое!
Велла захлёбывалась от рыданий. Она, теперь без утайки выложила то, о чём шептались в городе и о чём юный сын пекаря имел только смутное представление.