Цветок пустыни

Картленд Барбара

Вита весело рассмеялась и добавила:

– Но что их доводит просто до бешенства, так это то, что кузина Джейн все еще красива и очень счастлива!

Молодой человек по-прежнему хранил молчание.

Взглянув на хмурого Чарльза, Вита заметила:

– И ты тоже возмущен, как я вижу. Ну разве это не странно? Никто не может вынести того, что такая грешная женщина не рвет на себе в раскаянии одежд, не ходит в рубище и не посыпает голову пеплом, выплакав все глаза, чтобы вымолить великодушное прощение. А кузина Джейн вовсе и не нуждается

в том, чтобы ее прощали!

– Откуда ты знаешь?

– Ну, она вызвала здесь настоящий переполох, когда приезжала тринадцать лет назад в Англию. Тогда вся семья собралась у нее – только это было вызвано, разумеется, больше любопытством, чем родственной привязанностью.

– Зачем же она приезжала?

– Думаю, она, должно быть, почувствовала неодолимое желание вернуться туда, где ее корни, – пояснила Вита. – Но затем, приехав сюда, вдруг обнаружила, что дом человека там, где его сердце. А сердце ее осталось в Сирии.

– Все это кажется мне очень странным.

– К сожалению, я была слишком мала, чтобы меня могли взять на эту встречу, – задумчиво продолжала девушка. – Ей было тогда пятьдесят, но все, кто видел ее, говорили с восхищением, что она была по-прежнему очень красива. И еще очень долго после этого события мои родственники вообще ни о чем другом больше не могли говорить.

Вита улыбнулась своим мыслям.

– Как только упоминалось ее имя, кто-нибудь тут же восклицал: «Только не при ребенке!» Однако когда я стала старше, то смогла сложить вместе, словно увлекательную мозаику, те разрозненные фрагменты и обрывки разговоров, которые мне удалось услышать. Таким образом я многое узнала о жизни кузины Джейн. А теперь благодаря Бевилу я знаю о ней гораздо больше.

– Не могу взять в толк, почему тебя так интересует жизнь этой женщины, – неодобрительно проворчал Чарльз. – Твоя семья права, Вита. Ни одна нормальная женщина в здравом уме никогда не выйдет замуж за араба и не захочет жить в пустыне.

– А мне кажется – это так романтично!

– Если бы ты побывала там сама и видела все собственными глазами, то нашла бы эту жизнь убогой, однообразной и, несомненно, временами очень опасной!

– Да, она действительно опасна! – с воодушевлением воскликнула Вита. – Бевил рассказывал мне об этом. И все же, должно быть, так увлекательно царствовать над племенем бедуинов и быть свободной от мнения всех этих отвратительных чванливых снобов, от мелочной зависти и бесконечных условностей, которые царят в Англии.

Она сделала паузу, прежде чем закончить.

– А главное – не надо выходить замуж за такого неприятного типа, как лорд Бэнтам!

– Но ты и не должна выходить за него! – горячо заявил Чарльз. – Никто, даже твой официальный опекун, не может заставить тебя произнести «да», когда настанет момент отвечать перед алтарем.

Глаза Виты озорно блеснули.

– Вот было бы забавно – дождаться, когда священник перед алтарем произнесет слова свадебного обряда: «Берешь ли ты этого мужчину

в свои законные супруги?» – и затем ответить: «Нет!»

– Но ты ведь не пойдешь на подобный… на такой общественный скандал… в церкви! – Чарльз был вне себя от изумления и негодования.

– А почему бы и нет? – беспечно ответила Вита. – Я могу делать все, что мне вздумается!

– Но ты ведь этого не сделаешь, – осторожно попытался увещевать ее Чарльз. – Ты слишком хорошая, Вита, слишком замечательная во всех отношениях; ты ведь не хочешь, чтобы о тебе говорили гадости в связи с подобным скандалом. Это было бы жестоко и по отношению к твоим родителям.

Он помолчал, подыскивая новые аргументы, затем заговорил, слегка понизив голос:

– Ты ведь знаешь, все, чего я желаю, – это чтобы ты была счастлива. Я, не задумываясь, отдал бы жизнь, если бы знал, что этим могу тебе помочь. Но здесь я бессилен.

Вита нежно улыбнулась ему.

– Ты так добр, Чарльз, и ты ведь знаешь, как я полагаюсь на тебя и как доверяю. Ты должен мне помочь… Я не могу… выйти замуж, даже если мне придется пойти против воли отца.

– Но как я могу помочь тебе? – в отчаянии произнес Чарльз.

Вита ничего не отвечала, и через мгновение Чарльз вновь заговорил:

– Я, конечно, не могу поверить в то, что ты решилась бы бежать со мной. Но если ты все же согласишься на это, нет необходимости говорить тебе, что я стал бы самым счастливым человеком на свете.

– Ах, мой дорогой Чарльз! – ласково сказала Вита. – Не думаю, что из этого может получиться что-нибудь хорошее. Они мгновенно поймают нас, и единственным результатом будет то, что мой отец выгонит твоего, и мы больше никогда не сможем увидеться. Нет. Это не выход.

– Но как еще я могу тебе помочь? – безнадежным тоном спросил Чарльз.

– Ты и так мне помогаешь тем, что поддерживаешь меня. Для меня большое облегчение знать, что ты на моей стороне. Ты ведь и сам хорошо знаешь, что любой другой сказал бы: «Твоему отцу виднее», или «Ты должна делать так, как велит отец», или «Как может девушка в восемнадцать лет знать, что она на самом деле хочет?»

– Но ты-то ведь знаешь, чего хочешь, – тихо ответил Чарльз.

– Разумеется, знаю, – фыркнула Вита. – И чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь, что я ни за что не выйду замуж за лорда Бэнтама, даже если бы он вдруг стал единственным мужчиной на свете.

Она помолчала немного, затем спросила:

– Ты смотрел когда-нибудь на его руки, Чарльз? У него короткие, толстые пальцы. Я не вынесу, если он когда-нибудь… прикоснется ко мне!

– Нет, Вита, не говори этого! – взмолился Чарльз.

В его голосе прозвучала неподдельная боль, и он бессознательным движением сжал бока лошади, посылая ее вперед. Она вырвалась так далеко, что прошло несколько минут, прежде чем Вита смогла нагнать своего друга.

– Я причинила тебе боль, Чарльз? Сделала тебя несчастным? – спросила она грустно.