Цветок виселицы
Шрифт:
Наконец я подошла к горькой тайне, которую хотела унести с собой в могилу. Поверь, мне не хочется открывать ее, но я в отчаянии и опасаюсь за жизнь сына. Его зовут Даниэль Ингридссон, ему семь лет, он родился 8 марта 1717 года. Ты никогда не задумывался, кто его отец? Отсчитай девять месяцев назад от даты его рождения и все поймешь. Помнишь ту колдовскую ночь в Долине Людей Льда? Помнишь, как я самоуверенно понадеялась тогда на старинное снадобье, принадлежавшие нашим предкам? Ты еще тогда усомнился, сможет ли средство, хранившееся так долго, предотвратить беременность. Словом, Даниэль твой сын, Дан. Я знаю,
Поэтому я, скрепя сердце, решилась спросить у тебя, не возьмешь ли ты Даниэля к себе? Ты считаешься бездетным, а это не совсем так, ведь у тебя уже есть ребенок. Насколько я понимаю, Маделейн добра и великодушна. Решишься ли ты открыться ей? Или предпочтешь утаить правду и сказать, что Даниэль — ребенок твоих норвежских родственников? Хотя говорить так бессмысленно: Даниэль — твой портрет. Твой и дяди Доминика.
Я понимаю, что ставлю вас с Маделейн в трудное положение. Если она твердо скажет «нет» — или ты предполагаешь, что она может так сказать, — забудь все, что я тебе написала. Я не хочу, чтобы мой мальчик был нежеланным ребенком в чьем бы то ни было доме. Но если вы оба не против, я прошу вас взять Даниэля к себе, чтобы он жил у вас, пока чахотка не покинет Гростенсхольм. Я не настолько сильна и, наверно, слишком люблю себя, чтобы навсегда отказаться от Даниэля. Он — единственный свет в моей жизни.
Ответь мне сразу же! Возможно, ты решишь и отказаться от своего отцовства, но, не думаю, что ты так поступишь. Насколько я тебя помню, для тебя наука всегда была важнее чувств, однако ты был добр и милосерден.
Прости меня! И попроси Маделейн, которую я никогда не видела, простить меня за ту боль, которую я ей причиняю.
Твой друг Ингрид».
Дан поднял голову И обнаружил, что просидел неподвижно полчаса после того, как прочитал письмо Ингрид.
Господи, что же делать?
Больше всего ему хотелось пойти к Виллему и попросить у нее совета. Но это было бы несправедливо по отношению к Маделейн. Она должна была первой узнать эту новость.
Он почувствовал, что кожа у него на лице стянута, и понял, что это от засохших слез. А он даже не заметил, что плакал.
Даниэль Ингридссон…
Какой же он дурак! Как он сразу не догадался! По правде говоря, он просто и не думал о ребенке, родившемся у Ингрид.
В комнату вошла Маделейн, красивая, белокурая, стройная.
— Что случилось, Дан? У тебя такой убитый вид?..
Голос у Дана пропал, он мог только шептать:
— Я получил письмо.
— Ну и что?
Дан тяжело вздохнул.
— Лучше прочитай сама. Маделейн взглянула на адрес.
— Но адресовано тебе, «лично».
— Поверь мне, Маделейн, я ничего об этом не знал. Сейчас я оставлю тебя одну. Прочти и подумай. Нам лучше поговорить, когда каждый из нас примет какое-то решение.
Маделейн с удивлением посмотрела на него. Она никогда не видела его таким растерянным и несчастным.
— Я не могу даже просить, чтобы ты меня простила. Попытайся только понять. Все дело в этом дьявольском зелье Людей Льда! Никто из нас не знал, чем обернется его действие.
С этими загадочными словами Даниэль оставил Маделейн одну.
— Я буду ждать тебя в саду, — сказал он на прощание. — Если ты захочешь разговаривать со мной после этого. Не спеши.
Маделейн
Дан ждал долго. Погода была холодная, и он замерз. Но не хотел уходить из сада: а вдруг она все-таки придет!
У него было время все обдумать и успокоиться. Он-то знал, что ему делать. Но все зависело от Маделейн. И конечно, от остальных членов семьи — родителей, бабушки и дедушки.
Уверен он был только в Виллему.
Он не слыхал, как Маделейн подошла к нему.
Полный дурных предчувствий, он посмотрел ей в глаза и встал со скамьи.
В уголках губ у нее дрожала неуверенная улыбка. Большие, растерянные глаза. Щеки были еще влажные и блестели — она только что умылась, чтобы смыть следы слез.
Дан не мог говорить. Не мог выдавить из себя ни слова, слезы предательски выступили у него на глазах.
Они долго молчали. В конце концов он жалобно произнес:
— Прости, я причинил тебе такое горе!
— Но ведь это случилось до того, как мы с тобой поженились! — храбро сказала Маделейн.
— Да. Однако и Ингрид, и я были обручены. Я попытаюсь объяснить тебе, что за зелье мы выпили. Ульвхедин ездил с нами, он может подтвердить, что между нами не было даже намека на любовь. Во время этой проклятой поездки в Долину Людей Льда мы с Ингрид только и делали, что спорили. Решали, кто из нас умнее и больше знает. Потом Ингрид и Ульвхедин сварили каждый себе по напитку из этих колдовских трав, которые бережно хранят Люди Льда. Тогда никто из нас и не предполагал, насколько сильными окажутся эти отвары. Ингрид сварила себе любовный напиток, только, увы, он пробуждает в людях не любовь, а похоть. Я был тогда спросонья и выпил его по настоянию Ингрид, не понимая толком, что делаю. Помню, что мы с ней безудержно смеялись. Ульвхедин приготовил себе отвар из других трав и ушел, одурманенный им. О том, что случилось с Ульвхедином, я расскажу тебе в другой раз. Я заснул. Ингрид тоже. А проснулись мы в объятиях друг у друга. Маделейн, я до сих пор жалею, что выпил это страшное зелье. Мы совершенно обезумели и не помнили, что делаем. Потом нам было стыдно, мы глаз не могли поднять друг на друга.
— И Ингрид… она пыталась с помощью каких-то трав предотвратить беременность?
— Да, но они не подействовали.
— И все эти годы она молчала об этом?
— Она знала, что мы с тобой поженились и не хотела портить нашу жизнь. Ингрид очень гордая. И независимая.
— Насколько я знаю, ей пришлось очень трудно первое время? После того как ее жених умер и она осталась одна?
— Да, ей пришлось нелегко.
— И она не написала тебе ни слова!
Дан беспомощно рассмеялся.
— По крайней мере, теперь ты знаешь, что у нас нет детей не по твоей вине.
Маделейн удивилась.
— Как раз наоборот, теперь мне ясно, что у тебя могут быть дети, а вот у меня…
— Ты не понимаешь. У всех нас, Людей Льда, редко бывает больше одного ребенка. Было в одной семье трое детей, но это исключение. У меня уже есть ребенок и, скорей всего, больше детей не будет.
Маделейн молчала. Она рассеянно потрогала куст, на котором еще не было листьев. Потом подняла на него ясные глаза.