Цветок яблони
Шрифт:
— Это все гадание по пятнам на луне, — отмахнулась Бланка.
— Допусти мысль, что лунные люди вполне могут гадать по луне. Мы ничего не знаем про ту сторону. Что движет существами, которые приходят оттуда? К чему они стремятся?
— Поглотить мир конечно же. Уничтожить нас.
— Это миф последней тысячи лет. В мое время демоны существовали где-то рядом. Плели свои сети, охотились на нас, сражались с нами. У них было много возможностей захватить и уничтожить. Они даже делали это с некоторыми герцогствами. А мы противостояли им. Но
— Или Вэйрэном.
— Или им, сиора. Буду с тобой честен — мне не так уж и важно, кто это начал и чем желает закончить. Раньше было, теперь же меня волнуют не причины, а последствия. Магия почти исчезла, и, возможно, мы уже опоздали.
— Как-то несвойственно тебе унывать, — с сочувствием произнес Тэо.
Треттинец через силу улыбнулся.
— Я несколько устал в последнее время. Не обращай внимания, сиор. Встреча с Маридом пробудила старые воспоминания. Сейчас я жалею, что Тион мертв, а этот лжец жив. Останься в мире мой друг, он бы справился с бедами куда лучше, чем я.
— Я знаю твои сомнения. — Бланка подняла лицо к небу. С плотных облаков падали едва ощутимые кожей кристаллики снежинок. Таяли, превращались в мерзкую липкую морось. — Младшие братья всегда боготворят старших. Особенно если они и правда достойны. Но подумай, что порой младшие вырастают и делают то, чего не смогли бы сделать те, на кого они когда-то равнялись. Ты сделал многое. Больше, чем все, кого я знаю.
Город перестал напоминать погост, хотя они находились в многолюдном в прошлом районе, обрамленном сразу пятью прежде прекрасными башнями.
Перед ними высилось массивное здание с позеленевшим куполом, опиравшееся на колонны, точно горилла на руки. Некогда белые стены за сотни лет стали серыми, почти черными.
— Там? — удивился Мильвио.
— Да, — коротко, едва разжимая зубы, произнесла Бланка.
— Почти смешно. — Треттинец поудобнее перехватил щит. — Не знаю, как сейчас его называют и что в нем, но в мое время здесь был дом Кама. Этого уродца создал он — от первого до последнего камня. Мелистат с Лавьендой любили сюда приезжать. Пиры мой друг Кам, несмотря на общую мрачность характера, закатывать умел. Ну что же. Значит, пришло время вернуться сюда после стольких лет.
— Почему оно не нападает? — Тэо с подозрением осматривал каменную лестницу, ведущую к зданию.
— Потому что это логово, мой друг. А некоторые звери предпочитают не бегать за едой, а поджидать её в своей берлоге. И когда мы придем, придется сражаться с этим зверем.
Путь к зданию показался Тэо невыносимо долгим. Словно он ехал в старом цирковом фургоне по пустынным осенним полям. Убранным, размокшим, терзаемым порывистым ледяным ветром. И эти поля тянутся через все герцогство
У дверей, вырванных из петель невероятной силой, сломанных и покрытых все той же слизью, Мильвио на несколько секунд остановился, прислушиваясь, а после сказал Бланке:
— Полагаю, сиора, приходит твое время.
Госпожа Эрбет повела плечами, будто по её спине пробежали холодные мурашки, и сжала в ладони буро-бордовый клок, испачканный кровью.
Они вошли в логово Облака, больше не разговаривая друг с другом.
Тэо ожидал чего-то мрачного, ужасного, вроде костей и крови, но их встретила висевшая в воздухе пыль, мягко кружившая в копьях света, поскуливающий брошенным псом ветер, заблудившийся на втором этаже, и... паутина.
Толстые, угольно-черные, словно попавшие сюда из мутских джунглей, путы тяжелыми шипастыми тяжами тянулись по стенам, цеплялись за выступы и выемки в стенах, обвивали балюстраду, стремились к высокому потолку, чтобы свисать с него подобно качелям.
Это странное «шелковое» кружево, не выглядящее опасным, вызывало в Тэо единственное желание — разжечь огонь и спалить здесь все. Ему хотелось этого настолько сильно, что начал болеть позвоночник, и он ощутил, как на лбу выступает пот.
А потом он заметил ее.
Нейси сидела между двух мраморных лестниц, парой змей взбиравшихся вверх. Пружина не видел её раньше и глядел на великую волшебницу со смесью жалости и отвращения.
Золотые кудри выцвели, поблекли, свалялись в один неаккуратный колтун. Запавшие глаза, мраморные шарики, смотрели прямо на Тэо и не видели его. Рот приоткрыт, ставшие розовыми зубы оскалены. Бледно-желтая кожа обтянула череп так, что лопнула слева, обнажая сахарно-белую скулу и височную кость.
Если в этой женщине и было раньше нечто прекрасное, то теперь осталась лишь жалкая нагая оболочка с истерзанным телом.
Ее ребра оказались вскрыты, распахнуты, точно створки моллюска, и в центре алых стенок грудной клетки зиял мрак.
Тэо моргнул, и масштабы изменились. Словно пелена слетела с его глаз. Мрак оказался большим. Он деформировал бывшую великую волшебницу, гротескно растянул её фигуру, и теперь при желании в эту разверзшуюся полость, в бездну, мог поместиться взрослый человек.
А еще он понял, что вся эта паутина, занимавшая пыльный древний холл, растет из спины Нейси, и именно она является основой раскинувшегося плетения.
— Эти... веревки. Для чего они? — Пружина смотрел и думал, что видит бред какого-то умалишенного, а не реальность.
— Не веревки, сиор. Присмотрись. — Мильвио мягко шел вдоль левой стены, постепенно приближаясь к телу.
Тэо подошел к одному из тяжей и понял, что черная паутина — лишь тень. Мрак. Густой, плотный, непроглядный дым.
— Шаутт.
— Скорее просто дыхание той стороны. Не демон. Нечто. Её дыхание. Без личности. Без памяти. Без желаний. Без целей. Ты не видишь... А ты, незрячая сиора? Ты видишь то же, что вижу я?