Цветок яблони
Шрифт:
Мильвио хмыкнул, досадуя на себя за эти слова.
— Нет. Не так. Тех, кто были моими друзьями. Война Гнева раскидала нас по разные стороны, и мы рвали друг другу глотки. Не буду оправдываться, я горел жаждой мести ничуть не меньше, чем Тион. И считал всех, кто против, кто остался с Мелистатом, предателями и убийцами. Молодости часто сопутствует глупость, тут Лавиани права как никогда. Ты всегда на светлой стороне, те, кто против тебя, всегда на темной. Никаких полутонов, никаких компромиссов. Что это, если не глупость? Знаешь, кто изменил меня? Больше, чем вся та жестокая бесконечная бойня, с испытаниями, потерями, жертвами и
Он одним глотком опустошил стакан, вложил меч в ножны.
— Всегда есть выбор. Всегда можно сделать несколько вещей. Сойти с дороги, по которой ты идешь. Или же на которую тебя поставили. Никто не безвольная кукла, мой друг. И иногда следует не делать то, что правильно. Отступить. Проявить жалость. Или слабость, как сказал бы мой старый друг.
Треттинец протянул Фэнико Тэо и, заметив колебание на лице акробата, мягко сказал:
— Она — лучшее, что у меня есть. За все века. Я не желаю обнажать меч против нее, что бы ни случилось дальше. Унеси его. Чтобы у меня не возникло ни малейшего соблазна встать у нее на пути.
— Ты сдаешься. Хочу, чтобы ты понял — я не осуждаю. Я бы тоже не поднял на нее клинок.
— Не сдаюсь. И сделаю все, что смогу, чтобы остановить катастрофу. Но я не стану причинять ей вред. И никому не позволю. Так что рад, что ты на моей стороне.
Тэо, помедлив, кивнул. Дышать стало немного легче. Он поднялся, сжимая меч.
— Я верну его, когда все наладится.
— Да. Нам остается только ждать.
— А что с войной? Давно не слышал новостей с севера.
Мильвио нахмурился:
— Я допустил несколько серьезных ошибок. Недостойных моих знаний. Следовало не мешкать, когда я услышал о Рукавичке. Но другие дела, обещание, что я дал Шерон, вынудили меня пойти иным путем. Я до последнего не предполагал, что это шаутт. Позволил себе поверить в невозможное. Я так долго искал асторэ, отводил их в Туманный лес, ждал возвращения... ты тоже не вернулся, и мне захотелось, чтобы мечты стали правдой. Чтобы наконец-то появилась асторэ, которая защитила семью горного герцога от шауттов.
— Сама пришла в Туманный лес? Не превратилась в пустого?
— Такое было дважды после Катаклизма. Почему бы не случиться еще раз?
— Дважды? — удивился Тэо. — И что произошло с ними?
— Их нашла Нэко, — ровно произнес Мильвио. — В то время она была... иной. Скажем так.
—
Пояснения Пружине не требовались.
— Я поверил, что Рукавичка может быть асторэ, и верил, пока не стало слишком поздно. А затем не смог остановить ее. Теперь война проиграна. Полагаю, Лентр падет до того, как завершится лето.
— Не узнаю тебя, мой друг. Ты просто устал.
— Нет, мой друг. Посмотри на то, что произошло. Флот уничтожен, и мы не получим поддержку от Алагории. Риона потеряна. Она никогда не восстановится, не будет прежней. И в ней поселилась угроза, нечто, чего я не понимаю. Герцог вновь колеблется, стоит ли приходить на помощь соседу. Даже если он решится, моральный дух солдат из-за случившегося здесь — сильно ослаб. Они не смогут стойко сражаться.
— И как нам справиться с этим?
Треттинец похлопал Тэо по плечу:
— Если найдешь решение, то не забудь рассказать мне. Сейчас мне важна только она, и я никуда не уйду, пока все не разрешится. А теперь унеси его. Да. И вот еще что.
Южанин достал из ящика стола и протянул акробату маленький пучок сухой травы. Хрупкий и блеклый.
— Я собрал эти цветы, когда был на Талорисе. Ты отравлен. Завари и выпей. Это поможет.
Тэо вышел в коридор, и Мильвио плотно закрыл за ним дверь.
Глава 2. Утраченная цель.
Я видел произошедшее собственными глазами.
Как было написано за тысячи лет до этого дня Милосердной.
Старый улей, что она вручила нам как Дар, давно опустевший и мёртвый, стал дарить мёд на исходе зимы.
Пророчество сбылось. Сегодня мёд застыл. Превратился в камень. Янтарь. Пришло время. Недолог час её возвращения.
Храм готов.
Первый жрец Храма
Бланка Эрбет ощущала себя паучихой, свившей гнездо среди бесконечного кладбища и груд дымящихся костей. Гнездо, вне всякого сомнения, уютное и в данный момент даже вполне безопасное. Но тревога, поселившаяся в сердце, не давала расслабиться.
Она понимала, что зловещее затишье, тяжелой дланью накрывшее Риону, явление временное, более того — скоротечное.
Впрочем, следует быть честной с собой. Паучихой, опасным созданием, таящимся во мраке в ожидании жертвы, Бланка не была. Никакая она не паучиха. Максимум — маленький паучок, напуганный, растерянный, неуверенный и замерший в укромном месте, лишь бы о нем не вспомнили, не заметили, прошли мимо и оставили в покое.
Несколько раз на дню к горлу подкатывал страх, холодил нёбо, и этот холод скатывался вниз, словно ребенок со снежной горки, захватывая внутренности, покрывал изморозью желудок и вызывал приступ тошноты. Чтобы справиться, ей приходилось глубоко дышать носом и до боли сжимать зубы, казалось, что они вот-вот раскрошатся, лопнут осколками, раня язык и щеки. Но дурнота отступала раньше.
Бланка знала, что рискует, но не могла поступить иначе, а потому натянула свою паутину — целых три легких нити, которые она взяла из окружения и приспособила для своих нужд. Довольно эгоистичный поступок и без сомнения жестокий, но у госпожи Эрбет не было выбора.