Цветок яблони
Шрифт:
Крики за спиной! Оглушительное ржание коней.
Ряды полка качнулись, ударили приливом в лопатки, и Менлайо по инерции влетел в спину товарища, стоявшего впереди. Кто-то свалился прямо под ноги. На него, не удержавшись, повалились следующие. Ругань. Крики. Какой-то несчастный напоролся на чужую алебарду. Захрипел.
Никто не понимал, что происходит. Пыль висела над миром сизо-желтой стеной, лезла в нос и горло.
Удар!
У Менлайо потемнело в глазах, он упал, но оружие из рук не выпустил. Перевернулся во время падения на спину, тут же вскочил
Они теряли скорость, обретая очертания бронированных всадников и лошадей.
Кавалерия ломала ряды полка. Кто-то из рыцарей взмахнул мечом, опустил клинок на голову замешкавшегося пехотинца, угодил в шлем.
Менлайо уклонился от конного и его копья, ловко попал крюком алебарды в бедро всадника, едва не вырвал плечи из суставов, когда снял того с седла. Трое солдат обрушили на латника град ударов, превращая шлем и то, что было в нем, в лепешку.
— Это же наши!
— Наши! — полетело по рядам.
Треттинец увидел зеленую ленту, выругался грязно, опираясь на окровавленную алебарду.
Действительно, тяжелая кавалерия ириастцев так увлеклась преследованием легконогих эскадронов фихшейзцев, что в пыли не заметила, как врезалась в собственный полк пехоты.
— Шестеро, какой бардак! — сказал кто-то рядом и тут же завопил, увидев в дымке новую опасность.
Фихшейзцы, до этого разделившиеся на несколько более мелких отрядов, чтобы легче было маневрировать и уходить от погони, теперь собрались в один. Они послали лошадей в галоп, опустили копья, несясь на расстроенную пехоту и всадников, потерявших скорость, завязших среди собственных союзников.
Враг влетел в них со страшным хрустом. Словно не в людей, а в сухой лес, ломая ветки. Трещали кости, копыта сминали кирасы, копья пронзали солдат, и в ход шли мечи и кавалерийские топоры на длинных рукоятках.
Полк, который даже не вступил в бой, оказался растерзан на множество мелких группок, неспособных противостоять слаженному натиску. Ошеломленный, растерянный, втоптанный в поле, он почти не мог сопротивляться.
Началось избиение. Фихшейзцы рубили пехоту, пробиваясь к тяжелым рыцарям, пытавшимся развернуть коней в центре алебардистов, внося в оставшиеся стойкими группки еще больший хаос.
Менлайо, которому посчастливилось оказаться в одной из таких, дрался с остервенением. Он колол вражеских всадников или лошадей, избегал ударов копытами, ловил на древко падающие топоры.
Все было ничуть не сложнее, чем идти по «Дороге Тиона», с той лишь разницей, что свобода его движений была скована телами, лежащими под ногами, разлитой кровью и другими дерущимися. Он смог убить троих, прежде чем остатки его полка не выдержали и побежали.
Его старый учитель фехтования когда-то сказал, что нельзя сражаться с толпой. Бороться против нее. Это не битва. Это участь муравья, которого раздавят. Если ты упал в реку, плыви по течению.
Потому он побежал вместе со всеми.
Шестеро хранили Мату.
Стрелы рухнули на его роту, на роты соседей, на отряд наемных арбалетчиков. У него не было щита, и он попросту свернулся в комочек, несмотря на кольчугу и шлем, постаравшись занимать как можно меньше места.
Шорох в небе. Злой. Зловещий. Страшный до одури. Стрелы застучали вокруг. Не сильно, но Мату этот звук показался невероятно громким, болезненным. Он вздрагивал каждый раз, когда они падали, втыкались в землю, в доски, в людей.
Те стонали, вскрикивали, ругались сквозь стиснутые зубы. А еще хрипели и булькали.
Умирали.
За первым залпом последовал второй. Почти сразу же. Без всякой паузы или передышки.
Все повторилось. Шорох. Страх. Ранения и смерти.
Шестеро его сберегли и на этот раз.
Он приподнял голову, увидел красноперую смерть, глубоко вошедшую в землю в дюйме от головы.
— Ах вы гады!!!
Его арбалет лежал рядом, там, где Мату его положил. Он сунул в ложе болт, прицелился...
Какой-то одинокий стрелок из пехотинцев лупанул в сторону даворцев. Винченцио видел это из-за павезы. Хмыкнул с некоторым уважением, когда болт по летки вошел лучнику в плечо, развернув его влево и заставив упасть на колени.
— Не спать! — гаркнул капитан.
Ему было некогда проверять потери среди своих. Был уверен, что их немного. Основной урон пришелся на соседей. У «Виноградных шершней» были павезы, всегда защищавшие от подобного, а его ребята славились расторопным опытом в перестрелках с лучниками во время тех же осад. Особенно если расстояние позволяло.
Выстрелил. Спрятался. Переждал.
Сейчас между ними было меньше двухсот шагов. Вполне честная дистанция для стычки.
Все триста человек, пускай и в некоторый разнобой, разрядили тяжелые арбалеты в даворцев в тот момент, когда они дали третий залп навесной траекторией.
Винченцио не отставал от собственных людей. Выстрелил и тут же нырнул за высокий щит, острым краем воткнутый в землю. Стрела ударила в доски, застряла, гудя точно пчела.
Все сосредоточенно крутили вороты, натягивая тетивы, и капитан выглянул лишь на мгновение, чтобы оценить обстановку. Довольно хмыкнул, сплевывая очередную зубочистку, конец которой был измочален зубами.
Болты хорошо прошли по даворцам, торчавшим на открытой местности, как жирные утки. Они тут же заскучали и забыли о том, чтобы посылать стрелы. Осталась треть, и они отступали.
— Еще раз! — Капитан заработал руками сильнее, вращая ворот с ускоренным рвением. — Свободный!
Некоторые молодые и ловкие, не то что он, уже взвели тетивы, достали вторые болты (многие по привычке держали их в зубах). Кратко целились. Быстро стреляли. Вдоль всей линии раздавались неслаженные щелчки.
Прибили еще человек пятнадцать, пока расстояние позволяло, остальные скрылись за кустами.