Цветок живой, благоуханный… (сборник)
Шрифт:
Федор приехал уже на похороны отца и после поминок сразу вернулся в город – надо было заканчивать институт, защищать диплом. Все пять лет в институте он учился отлично, ему прочили блестящее будущее, он и сам всерьез подумывал об аспирантуре, о диссертации. Женившись на последнем курсе на эффектной студентке-горожанке, Федор переехал из шумного общежития в двухкомнатную кооперативную квартиру, подаренную к свадьбе молодым родителями невесты, и оборудовал себе в одной из комнат настоящий кабинет. Все, казалось, благоприятствовало его научной карьере: устроенный быт, поддержка родных, прекрасный руководитель, но внезапная смерть отца нарушила планы Федора. Осиротевшее лесничество ждало нового хозяина, да и мать, слабея день ото дня, звала сына домой. Надо было возвращаться.
Приезд Федора с женой не столько обрадовал, сколько успокоил Алтынай. Привыкнув все свои радости и печали делить с Иваном, она не в силах была после его смерти ни радоваться, ни горевать по-настоящему. Ей хотелось просто отдохнуть от житейской суеты, вспомнить прожитую нелегкую, но счастливую жизнь с любимым мужем и уйти на покой вслед за ним. Теперь она могла себе это позволить.
Похоронив вскоре после отца и мать, Федор взял
С каждым днем у Федора прибавлялось забот в его большом лесном хозяйстве. Живой организм тайги нуждался в постоянной защите от любителей даровой поживы. Браконьерство для таких «горе-охотников» становилось не только средством, но и целью существования. Пытаясь спасти природу от поругания человеком, Федор терялся, чувствуя свое бессилие перед стихией истребления, захватившей души людей. Все, чему его учили в школе и в институте, что он сам усвоил с детства из уроков отца, все, казалось, теряло смысл, обесценивалось, столкнувшись с этой безудержной погоней за наживой. Федор не мог примириться с таким положением вещей, но боролся в одиночку, никому не доверяя после бегства жены, и часто терпел поражения. С годами он еще больше замкнулся в себе, посуровел. Люди относились к нему no-разному одни ненавидели и боялись, другие уважали, но никто не любил. Внезапно в его одинокой, бедной радостями жизни произошла резкая перемена. Как-то летом на практику в его лесничество прибыла группа учащихся Бийского лесного техникума. Это был еще совсем зеленый, без устали галдевший народ. Поначалу Федора раздражали глупые выходки ребят, их непрестанный гомон, беспричинный смех, но вскоре он привык и даже привязался к практикантам, стараясь передать им все, что сам знал о жизни тайги. Отношения между ним и молодежью установились хорошие, дружеские. Среди девушек-практиканток одна особенно привлекла внимание Федора. Звали ее Аленка. Федора поразило в ней удивительное сочетание наивной доверчивости, с какой она тянулась к людям, и недетской печали в больших серых глазах. «Сирота, наверное» – думал он, сочувственно глядя на нее. Федор не ошибся. Аленка осиротела десять лет назад.
Жила она тогда с родителями и старшим братом Иваном в поселке леспромхоза. Отец вдруг затосковал в родимой глуши и завербовался на север, обещал забрать семью, когда устроится с жильем, прислал два письма и один денежный перевод и как в воду канул. Мать поехала разыскивать отца и тоже сгинула, оставив Аленку с братом на иждивении бабушки, больной старухи, которая вскоре умерла. Окончив школу, Иван пошел работать в леспромхоз, но он был еще несовершеннолетний, и ему не доверили воспитание младшей сестры. Из органов опеки приехала строгого вида женщина с холодным лицом и одним росчерком пера решила судьбу Аленки, оформив ее в интернат.
Разлученный с сестрой Иван от тоски не находил себе места в опустевшем родительском доме и перебрался в общежитие поближе к своей бригаде. Народ в ней подобрался разный, как говорится, со всячинкой. В большинстве своем это были сорвавшиеся с насиженных мест люди, метавшиеся по жизни в погоне за длинным рублем, который сразу на «радостях» и пропивался. Ивана постепенно затягивала эта бесшабашная жизнь. Он не хотел быть белой вороной, боясь оказаться в одиночестве. Ему исполнилось уже восемнадцать лет, и было решено «прописать» его в бригаде как полноправного члена. Закончилась эта затея плачевно. Сплавщики, основательно подгуляв, подняли беспорядочную стрельбу (многие из них баловались в тайге ружьишком, и почти у каждого была двустволка). Угомонились они далеко за полночь, а утром, протрезвев, обнаружили, что один из сплавщиков, повздоривший накануне с бригадиром, был тяжело ранен в пьяной перестрелке. Он потерял за ночь много крови и умер по дороге в больницу, не приходя в сознание. Началось следствие. Иван был самым молодым в бригаде, к тому же рос без родительского глаза, и проще всего было свалить вину на него. Ему намекнули, что лучший выход в его положении – признаться во всем самому, чтобы не будоражили всю бригаду. Срок он получит небольшой, ему зачтутся его молодость и чистосердечное признание, а товарищи по бригаде возьмут шефство над Аленкиным детдомом, и его младшая сестра ни в чем не будет знать нужды. Последний довод особенно подействовал на Ивана, и он согласился взять всю вину на себя. Его приговорили к десяти годам лишения свободы с отбыванием наказания в исправительно-трудовой колонии строгого режима. Так трагически оборвалась юность Ивана, по-настоящему не начавшись.
Аленка в то время была слишком мала, и ей ничего не сказали о случившемся. Повзрослев, она узнала, где находится ее брат и за что он был осужден, но не поверила ни одному плохому слову о нем, убежденная в его невиновности. Выйдя из интерната, Аленка поступила в Бийский лесной техникум, надеясь по окончании учебы получить направление на работу в родной леспромхоз и дождаться там возвращения брата. Перейдя на последний курс, она поехала на практику в лесничество, где встретила Федора.
Первое время Аленка дичилась лесничего. Ее отпугивал его чересчур строгий, даже суровый вид, но приглядевшись к Федору повнимательней, почувствовав, как болеет он душой за каждого выпавшего из гнезда птенца, за каждое сломанное деревце, она поняла, что перед ней не угрюмый, а просто не очень счастливый человек, одинокий, как она сама. Возможно, тоска по домашнему очагу, которого они оба были лишены, и сблизила их поначалу. К концу Аленкиной практики они уже настолько привязались друг к другу, что твердо решили не расставаться и, не откладывая дела в долгий ящик, расписались в местном сельсовете. Аленке оставалось еще год учиться, она перевелась на заочное отделение и вернулась в лесничество
В дом мужа Аленка вошла легко и просто, не вошла, а впорхнула, как ласточка в сени ранней весной; скользила солнечным лучиком по горнице, наполняя светом и теплом каждый угол его холостяцкого жилища, надолго застывая перед портретами родителей Федора, висевшими на стене у окна, всматривалась в незнакомые лица, пытаясь найти в них сходство с дорогими ей чертами мужа. Вопреки опасениям Федора Аленка не затосковала в лесничестве по шумной городской жизни. Ей с детства были знакомы звуки и запахи тайги, она умела и любила слушать тишину леса, различала голоса птиц и зверей. В этом они были похожи с Федором, несмотря на значительную разницу в годах. Аленка помогала мужу в любом деле, и он полушутя-полусерьезно стал называть ее лесничихой. Так в любви и согласии прожили они первый счастливый год своей семейной жизни.
В конце июля Аленка получила из техникума вызов на госэкзамены, и Федор проводил ее в город, пожелав успешной защиты диплома. С нелегким сердцем простилась Аленка с мужем, хотя и знала, что расстаются они всего на месяц; к тревоге за мужа примешивалась тоска по брату, о котором она давно уже не имела никаких известей.
Срок заключения Ивана подходил к концу. Может быть, он и сломался бы в лагере, не выдержав в неволе столько лет, но его поддерживали мысли об Аленке. По слухам, долетевшим в колонию с воли, Иван знал, что сестра заканчивает техникум, выходит замуж за серьезного человека. Он радовался счастью сестры, хотя и не мог себе представить ту кудрявую первоклассницу, какой осталась у него в памяти Аленка, взрослой замужней женщиной. Вместе с радостью в душу закрадывалась и тревога – как встретит его сестра после долгой разлуки, признает ли в нем родного брата, не побоится ли замараться его прошлым. Ивану казалось, что вернись он к Аленке не с пустыми руками, а с дорогим подарком, она обрадуется его приходу, пусть даже притворится, что рада – только бы не отвернулась при встрече. Выйдя на волю в конце весны, он твердо решил добыть в алтайской тайге соболя Аленке на воротник. Купив по случаю охотничье ружье на пригородном базаре, Иван запасся патронами и продуктами и углубился в тайгу, знакомую ему с детских лет. Подростком он часто ходил с отцом на охоту, да и бабушка-знахарка, уходя на все лето в тайгу за травами, брала внука с собой. Иван знал, что летом лес отдыхает, залечивает свои раны. Соболь за летние месяцы нагуливает жирок, отъедаясь в таежном кедровнике, и к осени на нем отрастает густой подшерсток. Его темный мех становится пышным, ценится дороже. Иван прожил в тайге до сентября, готовясь к охоте. Среди разнотравья и многоголосия живой природы он отдыхал душой от казенной обыденности лагерной жизни. Запасов его хватило надолго, да и лес подкармливал Ивана своими дарами. С наступлением осени Иван все чаще углублялся в густой кедровник, выслеживая соболя, окрепшего за лето и облачившегося в дорогую шубу к зимним холодам. Однажды тихим сентябрьским утром Ивану сильно повезло. Добыча, казалось, сама шла к нему в руки. Зорким глазом бывалого охотника он приметил, как в вышине могучего дерева качнулась ветка и мелькнула узкая мордочка и пышный темный хвост. Иван вскинул ружье, прицелился. Вдруг резкий окрик заставил его вздрогнуть, обернуться. Перед ним стоял крепкого вида мужчина в форме лесничего. «Охота запрещена. Заповедная зона», – отчеканил он как по-писаному, сурово глядя на Ивана. Иван поежился под этим взглядом, почувствовал легкий озноб. У него учащенно забилось сердце, мгновенно пересохло во рту, по лбу заструился холодный пот. Он презирал себя за это проявление слабости и ненавидел того, кто заставил его испытать унизительное чувство страха. За свою недолгую несчастливую жизнь он слишком натерпелся от таких, как этот лесничий. Это они, всегда по форме одетые, уверенные в своем праве распоряжаться людскими судьбами, разлучили его много лет назад с родной сестрой, это они, холодные и равнодушные к чужой беде, не дав себе труда разобраться в запутанном деле, упекли его, тогда еще совсем мальчишку, в колонию на долгие десять лет. Но теперь все, хватит. Он, Иван, уже не будет покорной овцой. Он вынесет судьям свой обвинительный приговор и сам приведет его в исполнение. Иван прицелился в ненавистную ему фигуру лесничего и спустил курок…
…Отчаянный женский крик пронзил тишину осеннего леса и утонул в грохоте прозвучавшего выстрела…
Получив диплом об окончании техникума, Аленка поспешила домой в лесничество. Что-то тревожило ее, заставляло торопиться. Она была почти рядом с лесным кордоном, когда ей послышался голос Федора, резкий и властный, обращенный явно к кому-то чужому. Аленка насторожилась, прислушалась. Она знала, что в тайге Федор всегда говорил тихо, почти шепотом, боясь вспугнуть лесных обитателей и нарушить размеренное течение таежной жизни. Только с браконьером, незваным гостем заповедного леса, мог говорить он так сурово и резко в это тихое осеннее утро. Ни минуты не раздумывая, забыв про опасность, Аленка устремилась на голос Федора и в самое последнее мгновение успела заслонить его собой от роковой пули.
Когда дым от выстрела рассеялся, Иван с изумлением увидел, что лесничий стоит на коленях перед неподвижно застывшей, как бы задремавшей на траве молодой женщиной, почти девочкой и изо всех сил старается ее разбудить, без конца повторяя: «Аленка, Аленка…» Ужасная догадка пронзила вдруг сознание Ивана. Выронив ружье из ослабевших рук, он бросился в лесную чащу, завывая, как раненый зверь.
Охваченный ужасом, мчался Иван, не разбирая тропы, подальше от страшного места. Страх загнал его в самую глушь, прозванную в народе кощеевым царством. Безжалостно исхлестанный ветками таежных деревьев, вконец обессиленный, упал Иван на влажную землю и долго лежал, не чувствуя сырости, пытаясь прийти в себя, отдышаться. Потом он встал, огляделся и понял, что заблудился. Вокруг на сотни верст простирались топкие болота, выбраться из которых было почти невозможно. В памяти Ивана всплыли бабушкины сказки о кощеевом царстве, поведанные внукам долгими зимними вечерами, свисающая с печи кудрявая головка Аленки, ее круглые, горящие от любопытства глаза. Теплая волна нежности подступила к сердцу Ивана, спекшиеся губы прошептали: «Аленка»; и он сделал еще один шаг, последний в своей жизни. Болото чавкнуло и стало жадно заглатывать новую жертву в свое гнилое нутро. Зелень стоячей воды сомкнулась над забубенной головой Ивана.