Цветущий репейник (сборник)
Шрифт:
Павел впервые за всё время, что Санька лопотал невнятные извинения, поднял голову и посмотрел не зло, а с любопытством.
— Откуда ты взял про морг?
— Слышал, — Саня наклонил голову к плечу.
— Незачем тебе знать! — Павел стал что-то записывать, но его плечи были напряжены. Он хорошо знал младшего брата.
— Вы там на мёртвых смотрите, — заключил Санька, — чтобы убивать не страшно было.
Павел отбросил ручку. Но лицо у него было спокойное, не сердитое.
— Убивать страшно всегда.
— Как странно, — едва сдерживая раздражение, проговорил Саня. — Через шесть лет я узнаю всё так же, как они, — он показал большим пальцем в сторону двери за спиной. — Что за шесть лет изменится?
Павел усмехнулся. Встал из-за стола, подошёл к окну, потянулся, глядя на улицу, наконец обернулся и закурил.
— Психика твоя изменится. Тебе сейчас что-нибудь эдакое расскажи, ты по ночам спать перестанешь, мать перепугаешь.
— А ты хорошо спишь? Спокойно? — ядовито поинтересовался Саня.
Павел нервно потёр бок. Санька насторожился. Он знал, что у Павла там шрам от пулевого ранения.
— Ну что ты взъелся? — Павел поморщился. — Ни к чему этот разговор. Учи лучше географию. Тебе это как раз по возрасту.
— Паша, — Саня почувствовал, что вдруг слёзы подступили к глазам. — Ну почему ты так со мной? Я же серьёзно!
— Что ты хочешь услышать? — вздохнул Павел. Его глаза цвета осенней полыни как будто пожухли, стали совсем уж ржаво-коричнево-серыми.
— Ты мне так и не ответил. Почему к солдатам не должны приезжать родители, почему вообще надо жить в таких диких… У вас тут один туалет чего стоит.
— Это армия, а не курорт, — казённо-деревянным голосом ответил Павел. — Тебе что, золотой горшок нужен? Избаловала тебя мать.
— При чём тут мама? — поморщился Саня. — Я говорю о нормальных условиях. Здесь же люди.
— Ты разве не знал? В армии и на войне не люди.
— А кто же?
— Единицы живой силы и больше ничего, — Павел затушил сигарету и улыбнулся. — А ты думал, солдаты, офицеры преисполнены собственного достоинства. Да весь этот антураж — форма, ордена, медали, погоны, звёздочки, — чтобы не так обидно было умирать.
— Тьфу ты! — вспылил Саня. — Вечно ты что-нибудь такое. Зачем тогда в армию пошёл, да ещё столько лет служишь?
— Дурак был, не знал. А теперь привычка.
— Ты нарочно так говоришь, чтобы я отказался служить, — догадался Саня.
— Вот балда! Говоришь тебе правду, ты опять недоволен. Хотя, если ты вдруг забудешь о военной службе и подумаешь о какой-нибудь другой профессии, было бы неплохо.
— Покажи мне свои награды. Ты обещал, — Санька пропустил мимо ушей насчёт другой профессии, хотя чувствовал себя уже не так уверенно.
Павел с неохотой полез в сейф, стоявший под столом.
В картонной
Саня с коробкой уселся на диван и стал разбирать награды. Две медали «За отвагу» — по серой поверхности медали ехал танк; орден Мужества — золотистый крест; медаль ордена «За заслуги перед Отечеством» I степени, а рядом II степени — над кругляшком медали скрещённые мечи. Медаль Суворова с сухим и жёстким профилем самого полководца на серебристом фоне. Знаки «За отличие в службе», тоже двух степеней.
Саня глянул на Павла, но тот опять что-то писал и вовсе не смотрел на младшего брата в ожидании реакции — восхищения и удивления.
— И что у вас тут у всех по столько?
Саня держал награды в двух горстях.
— По-разному, — коротко ответил Павел.
Покопавшись ещё в коробке, Санька обо что-то порезал палец. Зашипел, сунул палец в рот, а другой рукой достал из коробки кусочек металла, скрученный в причудливую спираль, маленький и острый как бритва. На дне коробки лежала кособоко сплющенная пуля. Ими Павла ранило — пулей в бок, осколком в ногу. Саня взял осколок и вдруг прижал его к ноге в том самом месте, где видел у Павла корявый розовый шрам. Зажмурился от боли, прорвал штанину, по ноге потекло тёплое, щекотное. Осколок вонзился до половины, а Саня всё давил на него так, что пальцы побелели. Ведь Пашке осколок прошил почти всю ногу насквозь, скользнул в нескольких миллиметрах от кости.
— Ты спятил?!
Санька получил по руке, в которой сжимал осколок. Осколок улетел к двери.
— Балда сумасшедшая! — продолжал ругаться Павел, пытаясь сквозь дырку в Санькиных штанах разглядеть порез. У него не получалось. — Снимай штаны, живо!
— Зачем? — Санька испуганно отшатнулся от брата.
— Бить буду! Ты пореви ещё, дурья башка. Я рану хочу осмотреть, — Павел сам сдёрнул с Сани брюки и оторопело замер, уставившись на ногу, залитую кровью до пятки. Голубой носок почернел от впитавшейся крови. Рассечённая кожа выше колена разошлась, и из неё струилась кровь.
— Идиот! — ровным голосом заключил Павел. — Ну-ка.
Он подхватил Саню под колени и под спину и побежал к двери.
— Пашка, дурак, я же голый, — завопил Саня.
— Ты не голый, а в трусах. За «дурака» получишь отдельно.
Коридоры были полупустые. Солдаты с топотом маршировали по плацу. Оттуда даже сквозь толстые старинные стены казарм долетало: «Не плачь, девчонка, пройдут дожди. Солдат вернётся, ты только жди…»
Павел толкнул ногой дверь с табличкой «Санчасть».