Цветы для Анюты
Шрифт:
– Ну? – Аня хлебнула чай, а затем отправила конфету целиком в рот. Третью по счету. Иногда я поражаюсь, как при ее любви к сладкому, ей удается быть такой худышкой? Илона, наверняка, умерла бы от зависти, если учесть, что питается она исключительно салатными листьями.
– Вот, посмотри, как тебе? – я повернул ноутбук к Нютке. – Я хочу себе обеденный стол. – Что скажешь насчет этого? – я указал Ане на шоколадно-коричневый стол, с лакированным покрытием. Примерно такой описывала Илона. Уверен, этот стол ей бы понравился. А вот мне он не нравился
– Э-э-э-м-м, - невнятно протянула Нютка. – Нуу…
– Что? – нетерпеливо спросил я.
– Неплохой выбор, но…
– Но? – пытливо вопрошал я, и чуть не расхохотался. Надо же! Ей тоже не нравится! Забавно наблюдать, как Аня подбирает слова, чтобы не обидеть меня.
– Да нет. Вообще-то неплохо, – неожиданно заявила она. Я аж опешил. Что? Ну, вот! Я даже расстроился.
– Правда? Тебе нравится? – недоверчиво спросил я. я говорил мягко, чтобы дать понять, что совсем не рассержусь, если она скажет правду.
– А другие варианты ты не рассматривал?
– Например? – оживился я.
– Например, вот этот, – Аня показала мне картинку с изображением белоснежного цвета стола. К нему еще прилагались пять стульев такого же цвета. Ну, нет. Совсем не то – совершенно непрактично! Я честно сказал об этом Ане. Она не согласилась:
– Кухня должна быть светлой! – категорично заявила она. – Понимаешь, у тебя она совсем небольшая, поэтому необходимо визуально увеличить ее, расширить, сделать просторнее. Это возможно, если использовать светлые тона.
– Светлые. Но не белый же! – спорил я.
– Хорошо. Можно и не белый, - сдалась Аня.
– Совсем необязательно белый. Давай, посмотрим еще.
Так мы и просидели два часа. Лично для меня они прошли совершенно незаметно. Мы просмотрели весь каталог, и, наконец, сделали выбор. Правда, Аня уговорила меня заказать еще кое-что. Мы сделали заказ, и, удовлетворенные проделанной работой, разошлись по комнатам.
Глава 17
Следующим утром мы поднялись рано, и сразу же взялись за дело – убирали, мыли, красили, пылесосили. Вечером, уже отдохнув после работы, Аня ходила по дому, осматривая каждую комнату.
– Смотри, что я нашла! – крикнула она, входя в пустую комнату, которую я хотел превратить в бильярдную. Я как раз находился здесь, обдумывая этот вариант. Правда, до сих пор я не решил, на кой черт мне сдался этот бильярд, если я даже играть в него не научился? Но Илона сказала – бильярд, и я, не обдумывая, принял решение. Смешно. Мы еще даже не помолвлены, а я уже сделался подкаблучником.
Я посмотрел на Аню – в руках она держала большую картонную коробку.
– Что это?
– Наверно, осталось от прежних хозяев, – Нютка поставила коробку на пол, а затем запустила туда руку, и вытащила….белый воланчик! Я недоуменно вскинул брови:
– Волан от бадминтона?
– Ага! – Аня засмеялась, и бросила его мне. Я поймал, и принялся изучать его, будто никогда раньше не видел воланчиков. Нютка, тем временем, снова опустила руку в коробку, и извлекла
– Как же я верну? – удивился я. – Я и понятия не имею, кто эти люди, и где они сейчас. Да и не думаю, что они сокрушаются об этом барахле.
– Это не барахло, - возразила Аня, и мне показалось, что она обиделась. – Они почти новые!
– Ну, хорошо, пусть и не барахло. Все равно не думаю, что хозяева этого дома захотят вернуть себе это… эти вещи. Возможно, они и не забыли, а просто оставили их.
– Здорово…, - благоговейно выдохнула Нютка. – Кстати, я еле нашла тебя. Почему ты стоишь здесь, в пустой комнате? И что это за комната?
– Бильярдная. Я хочу сделать здесь бильярдную.
– Бильярдную? – Нютка широко открыла рот, и я едва сдержался, чтобы не припугнуть ее мухами, что могут залететь туда, если она сейчас же его не захлопнет. – Но ты ведь не…
– Знаю. И что с того? Что мешает мне научиться играть?
– Э-м-м. Я имела ввиду то, что ты, как-то говорил, что не любишь бильярд, – растерянно сказала Аня.
– Да, - сухо ответил я, - говорил. Когда мне было пятнадцать.
– А, ну, да. Впрочем, в любом случае, дело твое. Бильярд, так бильярд! Почему бы и нет?
Мы молчали какое-то время. Я играл с воланом, подбрасывая его вверх, и ловя, а Аня просто стояла, облокотившись о стену, и о чем-то думала.
– А помнишь? – прервала она тишину. – Помнишь, как мы в детстве любили играть в бадминтон?
– Да, помню, – я слегка улыбнулся, вспоминая. Удивительно, но мы, действительно любили вместе играть в эту игру. Удивительно, потому что у нас с Аней вообще не было общих интересов, просто потому что мы ненавидели друг друга. Ну, или только я ее. Но когда Ане исполнилось лет семь – восемь, я научил ее играть. Любовь к этой игре объединяла нас, заставляя на время забыть о наших распрях и ссорах. Оказывается, мы не всегда враждовали. Это открытие оказалось поразительным.
– А куда подевались наши ракетки с воланом? Не знаешь? – поинтересовалась Аня.
– Как же? Разве ты не помнишь? Ведь папа выбросил их с балкона, когда мы, играя в зале, разбили новую люстру! Ну, вспомнила?
– Ах, точно! – воскликнула Нютка. – Точно, так и было! – Аня заливисто засмеялась. – Я еще ревела, да так, что папа сжалился, и побежал во двор, чтобы вернуть их домой, но, естественно, под балконом уже давным-давно ничего не было. Видимо, увели наши ракетки.
От души посмеявшись над этим воспоминанием, мы снова замолчали. Каждый о своем. Я молчал о том, как болезненны царапины на моей душе, оставленные теми кошками, что постоянно скребут, скребут, скребут… Я молчал о том, в чем давным-давно должен был покаяться, чтобы теперь не было так больно. Я молчал и о том, в чем боялся признаться даже самому себе. Хотя, последнее, это, пожалуй, тот самый случай, когда молчание – золото.