Цветы для Розы
Шрифт:
Раздумья прервал телефонный звонок. Звонили по прямому проводу из Стокгольма. Это был Зеттерхольм.
— Какого дьявола, что за спешка,— гремел советник канцелярии.— Я только собирался засесть, как обычно, за бридж…
— Что ж, сейчас получишь полную руку козырей,-раздраженно прервал его Тирен.— Если звонишь из министерства, можешь включить магнитофон, хотя нет, наверное, после пяти там ничего не работает.
— Ладно, выкладывай и постарайся покороче.— Зеттерхольм, по-видимому, также был не в лучшем настроении.
Тирен начал рассказывать. Поскольку сегодня ему
— Мсье советник, есть ли у вас какие-нибудь основания считать, что убийство вашего коллеги в той или иной степени носит политический характер?
— Не знаю. Мне не известно ничего сверх того, что я уже сообщил. Однако, мне кажется, вы сможете получить более полную информацию, если пошлете кого-нибудь из своих людей в Шату, когда начнется расследование. Те, кто уже принюхался, лучше различают запахи…
Человек на том конце провода рассмеялся:
— Прекрасно сказано, мсье. Обещаю вам, что кто-нибудь из нас обязательно будет там и — ха-ха — поработает носом. Да, прекрасно сказано…— Он повесил трубку.
18.54. Тирен задумался. Насколько он мог судить, он сделал почти все, что необходимо было сделать в подобном случае. Остался еще один формальный и несколько неформальных звонков. Он решил начать с неформальных, заглянул в телефонный справочник и отыскал домашний номер Стена Винге. Ответил ему женский голос с типично французской повышающейся интонацией:
— Алл-о-о.
Несмотря на это, чисто интуитивно он почувствовал, что это не француженка,— да и кто бы мог всерьез подумать, что Стену Винге наносят визиты дамы. Поэтому он сразу же перешел на шведский:
— Добрый вечер. Говорит Джон Тирен из посольства. Можно попросить Стена Винге?
— Это его мама,— ответил голос.— Как это мило, что вы звоните — да еще так поздно. Он что-нибудь должен был сделать?
— Как это…? То есть, я имею в виду, в каком смысле — что-то сделать?
— Видите ли, он постоянно жалуется, что не может брать работу на дом, ну, знаете, как домашнее задание, что ли? А он так бы этого хотел! Он рассказывает, что работает целыми днями, но вечером, к сожалению, его услугами никогда не пользуются. А вы же должны знать — он честолюбив, очень честолюбив.
Тирен уже несколько раз тщетно пытался прервать ее. Теперь это ему наконец удалось.
— Мы очень ценим Стена,— сказал он.
— Как это мило!
— Однако сейчас мне бы хотелось сказать ему пару слов — речь идет об очень важном… домашнем задании.
— Да-да,— захлопотала она.— Конечно. Подумайте, как удачно, он только что вошел. Я сейчас, быстренько…— Он услышал, как она крикнула куда-то в глубь дома или квартиры: — Стен, тебя зовут,
Послышались приближающиеся шаги и шорох пальцев, берущих трубку.
— Да-а, Стен Винте слушает.
— Стен, это Джон Тирен. Слушай, ты сидишь?
— Не-ет, но я могу сесть — уже сижу.
— Стен, твой начальник мертв; почти час назад Виктора убили.
В трубке. прямо в ухо ему тяжело задышали — довольно долгое время ничего, кроме этого пыхтения, не было слышно. Наконец Тирену это надоело, и он продолжал:
— Я просто хотел поставить тебя в известность. Ты, вероятно, лучше знаешь, что тебе нужно теперь сделать — сейчас, или позже, вечером, а может быть, завтра. Ведь ты его ближайший помощник. Вероятно, тебе придется на какое-то время принять дела, по крайней мере на первых порах, пока…— Он умолк, не желая заранее касаться того, что подобного рода заместительство, по всей видимости, продлится недолго.
Наконец с той стороны провода последовала реакция. Голос Винте звучал строго и серьезно:
— Ясно, Джон, я все понял. Однако это все так… невероятно. Хотя,— тут Тирену показалось, что тон собеседника изменился и стал слегка ироничным,— думаю, что мамочка будет… м-м-м, весьма довольна…— С этими словами он повесил трубку.
Тирен снова откинулся в кресле. Разговор его смутил, однако он решил, что подобная реакция вызвана, по всей видимости, абсурдностью самой ситуации. Итак — это был первый звонок. Он записал время его окончания — 18.59. О следующем никакой пометки не последовало — он звонил Стелле.
— Стелла?
— Да.
— Я буду сегодня поздно.— Он вздохнул.
— Когда?
— Не знаю. Произошла одна неприятность. Расскажу, когда вернусь. Нас это не особо касается, однако я обязан кое-что выяснить лично.
— Да, конечно, дорогой. Надеюсь, тебе удастся что-нибудь перехватить?
— Не беспокойся, как-нибудь устроюсь,— сказал он, и в голосе его прозвучали нежные нотки.— А когда все окончится, я думаю, мы сможем заняться кое-чем приятным.
— Посмотрим.
Он встал из-за стола, подошел к столику для посетителей, налил себе шерри, медленно, с удовольствием выпил, снова вернулся к письменному столу и нашел домашний номер пресс-атташе. Он позвонил и сразу же понял, что попал не вовремя. Тем не менее Бельфраж терпеливо выслушал его и пообещал со своей стороны всяческое содействие, что касается контактов с французской и шведской прессой.
— Не беспокойся,— сказал он.— С журналистами я все улажу.
На этом разговор закончился. Тирен снова позвонил послу — на этот раз на квартиру — и представил обстоятельный отчет о том, что уже успел предпринять.
— Хорошо,— сказал посол.— Отлично. Действуй и дальше, как считаешь нужным… Но, черт возьми,— никаких скандалов. Да ты и сам понимаешь, как это неприятно,— только этого нам еще не хватало… Сам я еще никогда не бывал в подобной ситуации, за исключением тех случаев с посольством ФРГ и убийством югославского посла — да и то лишь постольку-поскольку,— но мне и этого хватило, черт подери! Так что я очень прошу тебя, Джон, никаких скандалов… Мне вовсе не светит оказаться в такой же ситуации.