Цветы и железо
Шрифт:
— Профессор, вы мне очень нравитесь! Вы типично русский человек: бородка, взлохмаченные волосы. Вы давно не бриты и не стрижены.
— В городе нет ни одной парикмахерской, — начал было оправдываться Калачников.
— Нет, нет, вот таким я и представляла себе русского ученого!
— Что вы, что вы! — Петр Петрович замахал рукой.
— Профессор, я вас заберу в Германию! — безапелляционно заявила Шарлотта. — Вы там будете у меня всегда на виду!..
— Не надо шутить, госпожа Кох.
— Нет, я серьезно.
Хельман кивнул головой. Слушая этот разговор, он думал о том, что миловидное создание — его невеста — существо жестокое. «Если представится случай, она и меня выставит на осмеяние: любуйтесь, вот он, один из влюбленных в меня дураков!»
За окном послышался шум мотора. Шарлотта подула на тонкое кружево льда на стекле и радостно воскликнула:
— Ганс, это Гельмут Мизель! Его машина!
— Идите, профессор, — уже повелительным тоном произнес Хельман, — все вопросы решим потом!
— Профессор, помните: вы будете в Германии, и я буду всегда любоваться вами! — крикнула Шарлотта.
— Благодарю за внимание, — ответил Петр Петрович и поспешно вышел из комнаты.
На лестнице он чуть не столкнулся с молодым, подвижным человеком, одетым в добротную шинель на меху. Калачников прижался к перилам, вытянув свою сгорбленную фигуру, и сказал приветливо:
— Здравствуйте, господин начальник!
Тот кольнул его взглядом и ничего не ответил.
…Сообщение Отто подтверждалось. Правда, Петр Петрович не выяснил всего, о чем просил его связной Огнева. Но теперь уже с уверенностью можно сказать, что в Шелонск прибудут немецкие войска. Для русского населения обер-лейтенант Хельман не стал бы спешно готовить кинотеатр, да еще с комфортом — «шелонский люкс».
И тут возник вопрос: а как быть с военнопленными? Строительство парников закончится, и людей заберут в лагерь. Как организовать их побег, и в ближайшие дни? С военнопленными не посоветуешься, а на такое дело смекалки у Петра Петровича, конечно, не хватит. «И зачем я сказал связному, чтобы тот пришел через неделю? Он раньше потребуется! — поругивал себя Калачников. — Ладно, подзатяну работы с парниками, торопиться нам некуда».
У забора, около городской бани, Петр Петрович заметил полицая, который ржавыми гвоздями приколачивал размалеванную афишу:
Скоро!
Спешите увидеть и услышать известного певца-солиста
БОРИЗОТОВА!!!
Деньги от концерта будут переданы немецкому Красному Кресту.
Все на концерт!!!
«Чего не хватало подлецу? — подумал о нем с отвращением Петр Петрович. — Были деньги, слава. Конечно, таланта выдающегося не было, хотя и визжали на концертах психопатки. Но для такого таланта славы было предостаточно. Из ума он выжил?..»
Петр Петрович тоже решил сходить: интересно взглянуть,
ГЛАВА ПЯТАЯ
Нет, не изменился за последнее время Гельмут Мизель, такой уж у него характер. Неудачи карательных экспедиций против партизан и населения волновали его всего лишь несколько дней, пока чья-то сильная рука не повернула дело совсем иначе: неудачи стали успехами. И на груди майора службы безопасности прибавилась новая медаль. С советскими шпионами в Низовой все сошло на редкость благополучно. Мизель сумел доказать, что шпионов в Низовой… вовсе не было. Поверили!
Ганс Хельман давно понял причину такого везения: отец, старый Мизель, — опытный разведчик и еще более опытный интриган, разве он не выручит своего собственного сына? Вот почему Гельмута Мизеля так мало трогали неудачи и он всегда был бодро настроен.
Войдя в комнату, он расшаркался перед Шарлоттой, поцеловал ее длинные тонкие пальцы, весело сказал, что она очаровательна и что такой ее наверняка сделала любовь. Затем Мизель пожал руку Хельману и спросил:
— Это что за чудак, которого я встретил сейчас на лестнице?
— Местный профессор селекции, — ответил Хельман.
— Которого милый Ганс мне скоро подарит! — произнесла Шарлотта. — Я из него сделаю чудное пугало для нашего сада в Кенигсберге. Русский профессор, пугающий ворон! Оригинально, не правда ли?
— О нет, милая Шарлотта, ничего из этого не выйдет! — сказал Мизель и игриво погрозил Шарлотте пальцем.
— Гельмут, вы стали до невероятности скупы. Вы жалеете даже то, что не стоит и ломаного пфеннига! — заметила Шарлотта.
— Просите у меня самое ценное — и я не откажу вам, — ответил Мизель. — Но тут нечто иное, чем жадность. Тут, Шарлотта, политика. Понимаете: по-ли-ти-ка!
— Политика — очень сложное дело, Гельмут, — сказала Шарлотта. — Что-нибудь произошло?
Мизель посмотрел на Хельмана, ласково похлопал его по плечу.
— Ваш будущий супруг предугадывает события, Шарлотта, — начал он. — Отныне мы будем показывать русским скотам не только отличный кнут, но и сладенький пряничек. Авось найдутся простаки, которые захотят сладкого!
— Гельмут, но причем тут мой Ганс? — спросила Шарлотта.
— Он как-то говорил мне, что в политике надо быть гибким, что нельзя пользоваться одним только кнутом, что русским надо еще что-то и пообещать. Я лично не изменил своего мнения и считаю кнут самым испытанным и надежным средством воспитания, особенно в этой дикой России.
Шарлотта улыбнулась:
— Какой же пряник вы привезли с собой? Кнут я вижу: на вашей машине пулеметы торчат во все стороны. А где же пряники?