Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй
Шрифт:
Только поглядите:
Ворота высятся на полторы сажени, сверкают красным лаком створки, каждая с десяток досок шириной. Как уголь чернеет стена глинобитная. Пред взором терем над вратами, со всех сторон террасы, бельведеры [1], насыпные горы и журчащая вода, а рядом бирюзою отливают бамбуки и колышутся сосны. Вот кровли плоские простерлись в вышину – это террасы; там пологие, но зубчатые крыши – то бельведеры. В любое время года для увеселения найдется уголок. Весной любуйся нежной зеленью деревьев можжевеловых и кипарисов из залы Играющих ласточек. Наслаждайся летом красотою лотосов и лилий из кабинета у потока. Из терема Небесной сини любуйся осенью златыми хризантемами, чьи лепестки
Да тут
Раскрыли пионы святых бодхисаттв Просветленные лики, А в ветках личжи вдруг мелькнет голова Преисподней – владыки.Юэнян шествовала впереди. Женщины, то взявшись за руки, прогуливались по благоухающим тропинкам, то, опустившись на траву, усаживались на ароматные подстилки. Одна, наслаждаясь видом близ бельведера, забавы ради бросала в золотых рыбок четочник; другая, опершись на перила, любовалась цветами, играючи креповым платочком, пугала бабочек.
Юэнян поднялась в беседку Спящих облаков, самую высокую постройку, и стала играть в шашки с Юйлоу и Цзяоэр. А Цзиньлянь, Симэнь Старшая и Сюээ из терема «Любования цветами» наслаждались густыми купами красных и белых пионов, зарослью айвы, кустами шиповника и дикой розы, обвившей весь навес. Предстали их взору почтенный бамбук, непокорный стуже, и гордая сосна, зеленая снегам наперекор.
И в самом деле здесь круглый год цвели цветы, тут вечная весна. Такое диво враз не оглядишь, на такую красоту не насмотришься!
Вскоре подали вино, и Юэнян заняла место хозяйки. Цзяоэр села напротив, а по бокам расположились по порядку Юйлоу, Сюээ, Цзиньлянь и Симэнь Старшая.
– Да, я и забыла пригласить зятя Чэня, – спохватилась Юэнян и велела Сяоюй сейчас же сходить за ним.
Немного погодя появился Чэнь Цзинцзи. В бледно-голубой креповой шапке и фиолетовом сатиновом халате, обутый в высокие черные сапоги на белой подошве, Цзинцзи поклоном приветствовал собравшихся и сел рядом с женой.
После нескольких чарок Юэнян, Цзяоэр и Симэнь Старшая опять взялись за шашки, а Сюээ и Юйлоу поднялись наверх полюбоваться садом. Только Цзиньлянь с белым круглым веером гонялась за бабочками у насыпной горы на берегу пруда. Во время этого развлечения к ней и подкрался Цзинцзи.
– Не так вы ловите, сударыня, – обратился он к Цзиньлянь. – Дайте я вам поймаю. Ведь у бабочки нет постоянства: мечется она то вверх, то вниз до полного изнеможения.
Цзиньлянь обернулась и, бросив на Цзинцзи лукавый взгляд, забранилась:
–
Цзинцзи расплылся в улыбке, а потом, бросившись к Цзиньлянь, заключил ее в объятия и поцеловал. Она тотчас же оттолкнула его, даже не подозревая, что за ними из терема любования цветами наблюдала Юйлоу.
– Поди-ка сюда, сестрица, – окликнула она Цзиньлянь. – Мне с тобой поговорить надо.
Цзиньлянь оставила зятя и ушла в терем.
Так вышло, что бабочек им поймать не пришлось, зато успел уж шмель коснуться уст цветка, и путь открылся к порханью ласточек и щебетанью иволг.
Да,
Случается увидеть и шмеля шального, А скроется в цветке – и не отыщешь снова.После ухода Цзиньлянь Цзинцзи молча побрел восвояси. Невесело, уныло было у него на душе и, чтобы развеять тоску, он сочинил романс на мотив «Срываю ветку корицы»:
Я увидел – это ты В волосах весны цветы, Губы алые чисты. Или лишь подобье чистоты?.. Наших встреч былые дни, Вновь вернулись к нам они, Снова полные любви, Или вовсе не было любви? Ты кивала, отвечала. Или ты не отвечала?.. Ты кивала и молчала. Или может больше не молчала?.. Скоро ль встретимся с тобой, Скоро ль свидимся с тобой? Переполнена желанья, Ты ждала со мной свиданья. Мы увиделись с тобой Миг – и стал я сам не свой.Но оставим пока пирующих в саду, а расскажем о Симэнь Цине.
После загородного угощения покинул он поместье судебного надзирателя Ся и по пути домой попал в Южную аллею. В свое время он исходил все эти аллеи и переулки вдоль и поперек и знал всех тамошних вышибал. Раньше, при Сунах, их звали вышибалами, а нынче называют попросту – мошенники-лоботрясы. Подвязались среди них и двое жуликов – Лу Хуа, по кличке Змея в траве, и Чжан Шэн Загнанная Крыса, не расстававшиеся ни с каким дерьмом. Им нередко перепадало от Симэня. И вот, когда он подъехал к ним верхом, они играли на деньги, но едва заметив своего благодетеля, тут же опустились перед ним на колени.
– Из каких это краев, ваша милость, в такой поздний час?
– За городом на пиру был, – объяснял Симэнь. – Судебный надзиратель господин Ся рождение справлял. Есть у меня к вам дельце. Сослужите мне службу?
– Какой может быть разговор! – перебили его прохвосты. – Сколько вы нам добра делали, ваша милость! Только прикажите: за вас в огонь и в воду. Тысячу смертей безропотно примем!
– В таком случае завтра ко мне загляните. Потолкуем.
– К чему же до завтра откладывать! Скажите, сударь, что у вас за дело.
Симэнь шепотом рассказал им о женитьбе Цзян Чжушаня на Ли Пинъэр.
– Одного хочу, – продолжал он громко, – чтобы вы отплатили ему за меня. – Симэнь откинул полу халата и достал из мошны лянов пять серебра мелочью. – Это вам на вино, а обделаете все как следует, еще награжу.
– Мало ли вы нам добра делали! – отказывался от протянутого серебра Лу Хуа. – Я-то думал, вы заставите нас в Восточный океан погрузиться, рога сизого дракона достать или на Западную Гору взобраться, клыки бешеного тигра добыть, тогда бы мы еще померекали, а то, подумаешь, дело какое! Проще простого! И серебро я принять никак не могу, сударь.