Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй
Шрифт:
Сидел как-то Чжушань за прилавком. Видит: входят двое подвыпивших. Зашагали они по лавке, глаза вытаращили и уселись на скамейке.
– Собачья желчь найдется? – спросил один.
– Вы шутите, – отозвался, улыбаясь, хозяин. – Бывает желчь бычья, а о собачьей отродясь не слыхивал.
– Тогда драконов пепел покажи. Ляна два отвесишь.
– Драконовы мозги в наших лавках бывают, – объяснил Чжушань, – их из Персии и стран Южных морей вывозят. А что за драконов пепел, понятия не имею.
– Да чего его спрашивать?! – вмешался второй. – Только обзавелся торговлей. Где ему
– Погоди, – перебил его первый, – у нас с ним серьезный разговор предстоит. – И он обратился к Чжушаню: – Хватит, брат Цзян, притворяться, будто знать не знаешь, ведать не ведаешь. Три года назад, когда у тебя умерла жена, ты вот к нему, брату Лу, пришел, тридцать лянов серебром в долг взял. С процентами сумма набралась кругленькая. Вот мы и пришли долг с тебя стребовать. Правда, тебя жена в дом приняла да и лавка только открылась, потому мы с шуток и начали. Такт проявили, думали, ты должным образом оценишь такое наше великодушие. А раз нет, изволь, подавай серебро сполна.
Чжушань с испугу остолбенел.
– Не брал я у него никакого серебра, – пробормотал он, наконец.
– Кто не одалживается, с того не спрашивают, – заявил Чжан Шэн. – Ежели яйцо цело, в него муха не залезет. Хватит отпираться!
– Да я даже не знаю, кто вы, господа, – недоумевал Чжушань. – С меня деньги требуете, но я не имел чести быть с вами знакомым.
– Ошибаешься, брат Цзян, – настаивал на своем Чжан Шэн. – Исстари, кто в чинах, бедности не ведает, а кто долги зажимает, с достатком не знаком. Вспомни-ка, чем ты был. С бубенцом по улицам бродил [5], растираниями да мазями пробивался. Брату Лу спасибо скажи. Ведь это он тебя на ноги поставил. Теперь ты вон куда вознесся!
– А я и есть Лу, зовусь Лу Хуа, – заговорил второй. – Ты брал у меня на похороны жены тридцать лянов серебром. И должен мне теперь с процентами сорок восемь лянов. Возвращай долг сполна!
– Какой долг! Когда я у тебя брал? – всполошился Чжушань. – Ну, допустим, брал, тогда где письменное обязательство, кто поручитель?
– Я поручитель, – заявил Чжан Шэн и, вынув из рукава бумагу, развернул ее перед врачом.
– Сукины дети! Кровопийцы! – ругался Чжушань, лицо которого с испугу будто воском налилось. – Откуда только вас, вышибал, сюда принесло? Вымогательством занимаются да еще угрозы…
Зло тут взяло Лу Хуа. Перемахнул он через прилавок и, очутившись рядом с Чжушанем, размахнулся – только свист послышался – да так двинул ему кулаком, что нос набок свернул, потом повышвыривал с полок лекарства и снадобья прямо на улицу.
– Грабители проклятые! – вопил Чжушань. – Да как вы смеете отбирать у меня товар?!
Он позвал на помощь слугу Тяньфу, но Лу Хуа дал ему такого пинка, что тот убрался восвояси. Чжан Шэн вытащил Чжушаня из-за прилавка и, перехватив руку Лу Хуа, стал уговаривать дружка:
– Долго ты, брат Лу, ждал этот долг, дай ему срок выплаты и дело с концом. А ты, брат Цзян, согласен?
– Да когда я брал у него серебро?! – оправдывался Чжушань. – Ну, допустим, если и за долгом пришел, так можно потолковать спокойно. Зачем же буйствовать?
–
– Кровопийцы! – бормотал Чжушань. – Я властям жалобу подам. Какие он с меня деньги требует?!
– Э, рановато ты, братец, захмелел, – проговорил Чжан Шэн.
Лу Хуа между тем развернулся и одним ударом свалил Чжушаня с ног. Еще немного и он угодил бы прямо в сточную канаву.
– Караул! Спасите! – что есть мочи закричал врач, растрепанный и весь в грязи.
Прибыл околоточный и взял всех под стражу.
Заслышав шум, Ли Пинъэр подошла к занавеске и посмотрела на улицу. Она так и остолбенела, когда увидела, как уводят связанного Чжушаня, и велела тетушке Фэн выйти и снять вывеску. Многое из выброшенного на улицу уже растащили. Хозяйка распорядилась запереть ворота и из дому не выходить. О случившемся сразу дали знать Симэнь Цину. Он сейчас же послал слугу наказать околоточному, чтобы тот на другое же утро препроводил арестованных в судебно-уголовное управление. Со своей стороны Симэнь послал надзирателю Ся Лунси записку, прося с утра назначить рассмотрение дела.
Надзиратель Ся, выйдя в зал, прочитал донесение околоточного и вызвал Чжушаня на допрос.
– Тебя зовут Цзян Вэньхуэй [6]? – спросил он. – Почему ты отказываешься возвратить Лу Хуа одолженную сумму серебра да еще осыпаешь его бранью и оскорблениями? Ты ведешь себя отвратительно и мерзко!
– Ваш покорный слуга совсем не знаком с этим человеком, – отвечал Чжушань, – и никогда не брал у него никакого серебра. Я ему толком объяснял, но он и слушать не хочет. Избил меня и обокрал лавку.
Ся Лунси вызвал Лу Хуа.
– Ты что скажешь? – спросил он арестованного.
– Он взял у меня на похороны жены серебро, – начал Лу Хуа, – и вот прошло три года, а он все тянет. Когда ваш покорный слуга узнал, что он вошел в дом жены и начал крупную торговлю, я пришел к нему за деньгами, а он обозвал меня всякими поносными словами и оклеветал, заявив, будто я украл у него товар. Вот у меня долговое обязательство, а вот Чжан Шэн – поручитель. Прошу вас, ваше превосходительство, рассудите нас по справедливости, – закончил Лу Хуа и, вынув из-за пазухи бумагу, протянул надзирателю.
Ся Лунси развернул и стал читать:
«Составитель сего долгового обязательства Цзян Вэньхуэй, уездный врач, за неимением средств на похороны жены в присутствии поручителя Чжан Шэна взял в долг у Лу Хуа серебром тридцать лянов с обязательством в будущем году означенную сумму кредитору вернуть, а равно и проценты из расчета за каждый месяц три цяня за лян. В случае неплатежеспособности должника подлежащая возврату сумма взыскивается имуществом, личными вещами и пр.
При отсутствии других свидетельств таковым является данное обязательство».