Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй (???)
Шрифт:
Цаю это прозвание очень понравилось и запало в память. Он велел Шутуну принести шашечный столик и начал партию с Дун Цзяоэр, а Симэнь с Цзиньчуань поднесли им по золотой чарке вина. Шутун хлопнул в ладоши и запел на мотив «Яшмового ненюфара»:
Ветер восточный,разносится пух тополей.Пряны и сочныростки молодых орхидей.Возле ступенейлианы послушная вязь.Это веселье —весны ароматная власть.Это качелинаИнспектор выиграл партию. Дун Цзяоэр выпила чарку и тотчас же поднесла победителю. Хань Цзиньчуань угостила Симэня, и они выпили за компанию. Шутун запел на тот же мотив:
Южные вихри,срываясь, бананы летят.Хлёсткие винана лилиях белых блестят.Танцем желаньязаманит красотка,Как Сяомани[14]нежнейшей чечётка.Чудным дурманомвитая прическа…В эти мгновеньякто сдержит неистовый пыл?Без промедленьялови – не скучай у перил!Осушив чарки, они снова принялись за игру. Выиграла Дун Цзяоэр и поспешно поднесла Цаю вина. Симэнь выпил с ним за компанию. Шутун запел на тот же мотив:
Западным ветромдушистых кусты хризантем,Плетью победнойвзлетел виноград выше стен.Ищет Ткачихуночной Волопас в поле Млечном[15],Жалобно, тихострекочет последний кузнечик.На сердце лихо,промокло дождями крылечко…Девица чахнетот помыслов-грёз.Туфельки в пятнахот непросыхающих слез.– Поздно уж, Сыцюань, – сказал Цай. – Да и выпил я предостаточно.
Они вышли в сад и встали среди цветов. Была середина четвертой луны. На небе показался месяц.
– Рано еще, ваше сиятельство, – говорил Симэнь. – Еще Хань Цзиньчуань вас не угощала.
– В самом деле! Позови-ка ее, – согласился гость. – Надо ж средь цветов чарочку пропустить.
Подошла Хань Цзиньчуань с большим золотым кубком в виде персикового цветка и грациозно поднесла его Цаю, а Дун Цзяоэр угостила фруктами. Шутун хлопнул в ладоши и запел четвертый романс на тот же мотив:
Северной стужейзакружится грушевый прах.Улей уснувшийпод крышей медвяных парах.Голая ива,на ветке теснятся сороки,Чувствует слива –зимы приближаются сроки.Дворик красиволуной озарен на востоке.Сердцу тоскливо,в раздумьях становится старше.Неторопливостучат одинокие стражи.Цай осушил кубок, снова наполнил
– О, довольно вина на сегодня! – воскликнул он. – Велите слугам, Сыцюань, убрать кубки. – Инспектор взял за руку Симэня. – Вы так добры, так гостеприимны, почтенный сударь, что мне прямо-таки неловко. Только человек ученый, каковым являетесь вы, может быть так любезен и щедр. Я всегда помню о помощи, которую вы мне оказали в прошлый раз. О ней я говорил Юньфэну. Если же мне посчастливится получить повышение, даю слово, не останусь перед вами в долгу.
– О чем вы беспокоитесь, ваше сиятельство! Даже не напоминайте мне об этом, прошу вас.
Инспектор Цай взял за руку Дун Цзяоэр, и Хань Цзиньчуань, сообразив в чем дело, удалилась в дальние покои к Юэнян.
– Почему ж ты ушла? – спросила ее хозяйка.
– Он сестрицу Дун позвал, – отвечала, улыбнувшись, Цзиньчуань. – Мне там делать нечего.
Немного погодя Симэнь пожелал гостю спокойной ночи, позвал Лайсина и наказал, чтобы тот вместе с поварами утром же, в пятую стражу, отнес в монастырь Вечного блаженства коробы с кушаньями и закусками, вином и сладостями.
– Его сиятельству проводы будем устраивать, – пояснил он. – Да, смотри не забудь певцов позвать.
– А кто дома останется? – спросил Лайсин. – Ведь завтра у матушки Второй день рождения.
– Пусть Цитун что надо закупит, а готовить могут и повара общей кухни.
Шутун с Дайанем убрали посуду и, взяв кувшин лучшего чаю, отправились в Зимородковый павильон, чтобы угостить инспектора.
В кабинете, тщательно прибранном, стояла приготовленная гостю кровать. Цай обратил внимание на крапленый золотом бамбуковый веер, который держала Дун Цзяоэр. На нем был изображен спокойный ручей, вдоль которого цвели орхидеи.
– Простите за беспокойство, – обратилась к инспектору певица. – Будьте добры, подарите мне стихи на веер.
– О чем же написать? – раздумывал вслух Цай. – А? Посвящу Фее роз, каковою ты прозываешься.
И, охваченный вдохновением, он сел к лампе, взял кисть и написал на веере четверостишие:
Во дворик вечер тишину принес,Взошла луна – в окошке блики света,В тот час внезапно встретил Фею розВлюбленный гость, в лиловое одетый.Дун Цзяоэр поспешила поблагодарить Цая Юня, и они легли. Шутун, Дайань и слуги инспектора легли в комнате рядом, но об этом говорить не будем.
Утром инспектор поднес Дун Цзяоэр красный конверт с ляном серебра. Певица пошла в дальние покои и показала вознаграждение Симэню.
– На жалованье живет! – усмехнулся Симэнь. – Где ж ему большие деньги отваливать! И на том спасибо говори.
Он велел Юэнян и остальным женам дать певицам по пять цяней и выпустил в задние ворота. Шутун принес хозяину воды. Симэнь, покончив с утренним туалетом, вышел в большую залу, где им с гостем подали рисовый отвар. Слуги с паланкином и лошадьми ждали инспектора у ворот. Прощаясь с хозяином, гость еще и еще раз благодарил его за гостеприимство.
– Ваше сиятельство, – обратился Симэнь, – будьте добры, попомните, о чем я вас просил вчера. Как только вы прибудете на место, я вам на всякий случай напишу письмо.
– Не утруждайте себя отправкой послания, прошу вас, – уговаривал его инспектор. – Достаточно мне будет записки от слуги, и я сделаю для вас все, что в моих силах.
Они сели на коней и в сопровождении слуг выехали за город в монастырь Вечного Блаженства, где в келье настоятеля их ждал приготовленный Лайсином и поварами прощальный обед. Пели им певцы Ли Мин и У Хуэй. После нескольких чарок Цай поспешно встал. Лошади и паланкины ожидали его у монастырских ворот. Перед его отбытием Симэнь заговорил о Мяо Цине.