Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй (???)

Автор неизвестен

Слова Бэня привели Хэ И в восторг.

– А ты, речистый, кто же будешь? – спросил он. – Да, большому человеку не пристало о малых затратах сожалеть. Что верно – то верно. – Хэ И обернулся к Симэню. – Как его зовут?

– Это Бэнь Дичуань, мой приказчик, – отвечал Симэнь.

– Так нам незачем и посредника искать, – решил Хэ И. – Ты посредником и выступишь. Раз нынче счастливый день, надо, не откладывая, и расплатиться.

– Ваше сиятельство, сегодня поздно, – заметил Симэнь. – Может, завтра утром?

– Нет, мне в пятую ночную стражу надлежит быть при дворе, – объяснил придворный. – Завтра ведь торжественный выезд Его Величества. Так что не стоит откладывать. Сегодня и завершим сделку.

– А когда,

позвольте узнать, выезжает Его Величество? – поинтересовался Симэнь.

– К алтарю отбывают в полдень, – объяснил Хэ И. – В третью ночную стражу свершится торжественный обряд принесения жертв, а ровно в предрассветный, третий час инь[43] в государевом дворе будет устроена трапеза, после чего состоится большая аудиенция, на которой Его Величество соизволит принять благодарность от верноподданных и поздравления с наступлением зимы. На другой день столичные чины гражданской и военной службы приглашены на пир Счастливого Свершения. Вы же как чиновники с мест после большой аудиенции будете свободны.

Хэ И велел племяннику принести из задних покоев двадцать четыре полновесных слитка серебра[44]. Их уложили в коробы, в которых обыкновенно носят продукты, и двое слуг вместе с Бэнь Дичуанем и Дайанем отправились к секретарю Цую, чтобы вручить Ся Лунси. Обрадованный Ся сам написал купчую и передал ее Бэню.

Хэ И тоже остался доволен сделкой и одарил Бэня десятью ленами, а Дайаня и Ван Цзина тремя лянами каждого.

– Этих малых не стоило бы баловать, – заметил Симэнь.

– Ничего, на сладости пригодятся, – отвечал Хэ И.

Приказчик и слуги земными поклонами поблагодарили придворного. Тот велел их угостить.

– Я вам очень признателен, сударь! – Хэ И поклонился Симэню.

– Что вы, ваше сиятельство! – воскликнул Симэнь. – Я к вашим услугам.

– Надеюсь, вы поговорите с ним, – продолжал Хэ И. – Не мог бы он пораньше освободить дом? Тогда б племянник перевез и семью.

– Поговорю, непременно поговорю, – заверил его Симэнь. – Думаю, ждать долго не придется. Пока господин Хэ поживет в управе, а как освободится, так и переедет. А там и семью перевезет.

– Уборку и ремонт, думаю, надо будет отложить до нового года, – говорил Хэ И. – Прежде семью переправить. Чего хорошего в управе проживать?!

Пока они говорили, настала вторая ночная стража.

– Простите, вам, должно быть, пора на отдых, ваше сиятельство, – заметил Симэнь. – Я тоже выпил порядком.

Хэ И простился с гостем и направился в дальние покои, а Хэ Юншоу заказал музыку и посидел немного с Симэнем за столом.

После метания стрел в вазу они разошлись.

Симэнь прошел в задний сад, где прямо на северной стороне располагалась библиотека из трех комнат. С одной стороны от нее возвышалась белая стена, с другой стороны к ней примыкала терраса среди стройных ив. Рядом красовалось озерцо с причудливыми камнями по берегам, кругом в больших вазах цветы и декоративные деревца.

В библиотеке ярко горели красные свечи. Парчовые шторы и низкие ширмы с позолотой отделял ложе. Пышную высокую постель закрывал полог. Кругом царили порядок и тишина. Были низко спущены занавеси. В жаровне горел уголь, всюду стояли дорогие вазы. Из курильниц струилось благоухание ароматных трав и мускуса. Хэ Юншоу все еще беседовал с Симэнем. Мальчик-слуга подал чай, после которого они расстались.

Симэнь приблизился к жаровне и, сняв шапку и халат, лег спать. Ван Цзин с Дайанем ушли в пристройку, где устроились накануне. Симэнь разулся и потушил свечи. Он был пьян. Не спалось ему под парчовым одеялом на шелковой постели. Луна заливала крапленую золотом кровать, отделанный собольим мехом узорный полог, освещала жаровню. Симэнь долго ворочался с боку на бок. Слышно было, как где-то вдали падали капли в клепсидре. Безмолвие царило

под сенью цветов. Лишь шелестел по оконной бумаге холодный ветер. Давно Симэнь покинул родной дом. Только хотел он кликнуть Ван Цзина, чтоб тот лег с ним рядом, как за окном послышался тихий женский голосок. Симэнь накинул платье и спустился с кровати. Он сунул ноги в туфли и осторожно приоткрыл дверь. Перед ним стояла Ли Пинъэр. Ее так красила высокая прическа и едва заметные следы румян. Сколько изящества было в ней, хотя одета она была в старое белое платье, совсем гладкое, без узоров. Когда она неслышно переступала лотосами-ножками, приближаясь к Симэню, из-под нижней юбки выглядывали бледно-желтые чулки и малюсенькие туфельки. Она встала, освещенная солнцем, и Симэнь ввел ее в спальню, обнял и заплакал.

– Как ты здесь очутилась, нерасстанная моя? – спрашивал он.

– Дом подыскивала, – отвечала она. – Пришла сказать: нашла я дом. Давай туда переберемся.

– Где ж он? – поспешно спросил Симэнь.

– Тут, совсем рядом. С Большой улицы на восток повернуть. Как раз посередине Котельного переулка.

Симэнь обнимал и ласкал Пинъэр. Они легли и отдались любви. Когда они вдоволь насладились, Пинъэр стала поправлять платье, потом прическу. Она медлила, отдаляла момент расставания.

– Запомни, дорогой мой! – заговорила она поучительно. – Не гуляй по ночам! Раньше домой приходи. Смотри, не ровен час, погубит тебя насильник. Гляди, крепко запомни, что я тебе говорю!

Предупредив Симэня, Пинъэр опустила руки и пошла, увлекая его за собою.

Они вышли на Большую улицу. Было светло как днем – так ярко светила луна. И в самом деле, стоило им свернуть на восток, как за аркой показался небольшой переулок, а пройдя немного, они очутились перед белыми двустворчатыми воротами.

– Вот и мой дом, – указывая пальцем, сказала Пинъэр.

Она опустила рукава и вошла в ворота. Симэнь поспешил за ней, хотел было удержать ее, но тут же очнулся. То был сон. В окно светила луна, колыхались тени цветов. Симэнь рукою коснулся постели. Она была сыра от любовной влаги. Одеяло еще благоухало. Он еще ощущал сладостное прикосновение ее уст. От одного сознания вечной разлуки его терзала неизбывная скорбь.

Да,

Все хорошие вещи в этом мире так хрупки,Как игра облаков и глазури на кубке.Тому свидетельством стихи:В дымке яшмовый чертог, в нитях инея халат;Тусклы месяца лучи, душу сонную страшат.Безотрадно одному на холодом ложе спать.Зябнущего петуха на рассвете не слыхать …

Симэнь долго ворочался, напрасно ожидая первых петухов. До рассвета, увы, было еще слишком далеко. Наконец, он погрузился в сон.

С раннего утра поднялся мальчик-слуга и с горячей водою и полотенцем стал дожидаться пробуждения гостя. Ван Цзин с Дайанем помогли Симэню умыться и причесаться. Заваренный с имбирем чай Симэнь и Хэ Юншоу пили вместе. Потом накрыли стол и принесли рисовый отвар.

– А его сиятельство не будут завтракать? – спросил Симэнь.

– Дядюшка еще в пятую ночную стражу отбыл ко двору, – пояснил Хэ.

Немного погодя на столе появились четыре тарелки с закусками и четыре блюда горячих мясных кушаний. Симэнь и Хэ Юншоу сели за стол, окруженные горящими жаровнями. После рисового отвара подали мясные фрикадельки, пельмени и заправленный яйцом легкий суп. Пока они завтракали, велено было готовить коней.

Хэ Юншоу и Симэнь Цин в парадных одеяниях, сопровождаемые свитой слуг, с утра нанесли визит в Военное ведомство, после чего Хэ вернулся домой, а Симэнь направился в монастырь Первого министра с намерением почтить настоятеля Чжиюня.