Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй (???)
Шрифт:
– Это, брат, у тебя от вина, – заключил Боцзюэ. – Вниз разлилось и бродит. Остерегаться надо.
– Попробуй остерегись! – улыбнулся Симэнь. – В такие праздники в любой дом зайди, без вина не отпустят.
– А нынче кто да кто из невесток пойдет? – спросил Боцзюэ.
– Старшая, Вторая, Третья и Пятая. Я дома остаюсь. Отдохнуть надо день-другой.
Во время их разговора явился Дайань с коробкой в руках.
– Посыльный от господина Хэ приглашения принес, – объяснил слуга. – Девятого на праздничный пир приглашают.
– Ну что ты скажешь! – воскликнул Симэнь. – Попробуй откажись, когда тебя зовут.
В коробке лежали
«Старшему коллеге досточтимому господину Сыцюаню»,
другое –
«Его милости почтенному господину У»
и третье –
«Почтенному господину Ину».
Все приглашения кончались следующей подписью:
«С нижайшим полоном от Хэ Юншоу».
– Посыльный не знает адресов, – продолжал Дайань. – Вот и принес все приглашения сюда. Он просит переслать их по назначению.
– Но что же это такое получается?! – воскликнул Боцзюэ, взглянув на адресованное ему приглашение. – Я же даже подарков не посылал, а он приглашает. Неловко так пойти.
– Я тебе дам что поднести, – успокоил его Симэнь. – А ты вели Ин Бао отнести, и все будет в порядке.
С этими словами Симэнь крикнул Ван Цзина.
– Ступай принеси два цяня серебра и платок, а на карточке напиши имя батюшки Ина, – наказал ему Симэнь и обернулся к Боцзюэ. – А ты приглашение возьми, чтобы слугу к тебе не посылать. Шурину я с Лайанем отправлю.
Немного погодя Ван Цзин внес подарки и протянул их Боцзюэ.
– Благодарю тебя брат! – сложив руки и кланяясь, говорил Боцзюэ. – Как же легко ты избавил меня от затруднений! Я тогда за тобой пораньше зайду. Вместе пойдем.
Боцзюэ откланялся и удалился.
В полдень У Юэнян и остальные жены, вырядившись по-праздничному, отправились на пир к жене квартального Юня. Юэнян восседала в большом паланкине, в трех паланкинах поменьше разместились остальные жены Симэня. Сзади на маленьких носилках сидела Хуэйюань, жена Лайцзюэ, при которой стояла корзина с нарядами. Четверо солдат окриками разгоняли с дороги зевак. Процессию сопровождали Циньтун, Чуньхун, Цитун и Лайань.
Да,
Стройны, как будто яшмы изваянья,И в мире суеты нежны.В нарядах сказочном сияньиОни под стать Чанъэ с луны.Но скромности очарованьеЧревато чарами весны.Однако не станем рассказывать, как Юэнян с Ли Цзяоэр, Мэн Юйлоу и Пань Цзиньлянь пировали у жены Юнь Лишоу.
Симэнь Цин приказал привратнику Пинъаню:
– Кто бы меня ни спрашивал, говори, нет, мол, дома, а визитные карточки принимай.
Пинъань послушно сел у ворот и никуда не смел отлучаться, а посетителям отвечал, что хозяина нет дома.
Симэнь же в тот день сидел у жаровни в покоях Ли Пинъэр. После смерти Пинъэр хозяйка велела Жуи кормить дочку Лайсина, Чэнъэр. А коль скоро у Симэня эти дни болели ноги, он вспомнил про пилюли долголетия. Их прописал ему доктор Жэнь и велел принимать с женским молоком. Он направился в спальню и велел кормилице Жуи отцедить молока. По случаю праздников Жуи вырядилась по-особенному. Ее прическу, обильно украшенную цветами и перьями зимородка, стягивали голубовато-зеленый крапленый золотом
Заметив отсутствие посторонних, Симэнь прислонился спиной к кану и расстегнул шерстяные штаны на белой шелковой подкладке. Воитель был подтянут серебряной подпругой.
– Поиграй на свирели, – попросил он, а сам продолжал пить вино и лакомиться фруктами и закусками. – Играй с усердием, дитя мое, Чжан Четвертая. Завтра я подыщу для тебя украшения и парчовую безрукавку. Двенадцатого числа первой луны сможешь нарядиться.
– Вы так ко мне добры, батюшка, – проговорила она и начала долгую игру на флейте, в течение которой можно было основательно подкрепиться.
– Хочу воскурить на тебе фимиам, дитя мое, – наконец, сказал Симэнь.
– Делайте со мною что вам угодно, батюшка, воскуряйте как хотите, – проговорила она.
Симэнь велел ей запереть дверь. Она разделась и навзничь легла на кан. На ней были только новенькие панталоны из ярко-красного шаньсийского шелка и она приспустила одну штанину. Симэнь достал из рукава три вымоченных в вине ароматных свечи-коняшки, которые у него остались от воскурения на госпоже Линь, сдернул я Жуи нагрудник и поставил одну свечу на солнечное сплетение, другую – внизу живота, а третью – на лобок, потом зажег их все вместе и стал пихать свой веник в срамную щель. Опустив голову, он наблюдал за своей толкотней, заботясь только о том, чтобы въезжать по самую маковку и сновать туда-сюда без перерыва. Затем он взял туалетный столик и поставил его рядом, чтобы смотреть в зеркало. Через некоторое время свечи начали догорать. Пламя лизало тело. Жуи от боли нахмурила брови и стиснула зубы, но терпела.
– Милый, дорогой мой! Довольно! – нежным и дрожащим голосом шептала она, на едином дыхании сливая слова. – Я больше не могу!
– Так чья же ты баба, потаскушка Чжан Четвертая, а? – спрашивал Симэнь.
– Ваша я, батюшка.
– Нет, ты скажи: была бабой Сюн Вана, а отныне принадлежу моему дорогому и любимому. – настаивал Симэнь
– Я, потаскушка, раньше была бабой Сюн Вана, – повторяла за ним Жуи, – а отныне принадлежу моему дорогому и любимому.
– Ну, скажи, а как я палку кидаю? – поинтересовался Симэнь.
– Мой дорогой заткнет своей палкой любую дыру!
Их сладостные вздохи прерывались ласками. И чего они только не шептали друг дружке! Грубый и массивный член, распирая срамную щель Жуи, сновал туда-сюда. Стягивавшее его кушаком влагалище краснело, как язычок попугая, и чернело волосами, как крыло летучей мыши, вызывая страстное чувство. Симэнь взял женщину за ноги и прижал их к своей груди. Их конечности переплелись, а тела согласно двигались навстречу друг другу. Член Симэня вошел до основания, не оставляя ни на волос промежутка. У Жуи глаза выкатились из орбит. Она потеряла дар речи, и из нее потоком текла любострастная влага. Чувства Симэня также дошли до предела, грянул оргазм и семя брызнуло бурливым родником.