Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй (???)

Автор неизвестен

– Кто раньше сварит, тот первым и съест, — вставила старуха. — Да мне десять лянов смотри не забудь!

– Само собой! — отозвался Цзинцзи. — За оказанную милость щедро награжу, по гроб не забуду.

Цзинцзи откланялся и пошел собирать вещи.

На другой день рано утром он нанял лошадь и отбыл за серебром в Восточную столицу.

Да, в этом пути

Когда вдвоем тебя встречаютДракон зеленый с Тигром белым,Нельзя сказать, что ожидает, —Путь к достиженьям или к бедам[3].

Если

хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.

ГЛАВА ВОСЕМЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ

СТАРУХУ ВАН НАСТИГАЕТ ВОЗМЕЗДИЕ ЗА АЛЧНОСТЬ.

НАЧАЛЬНИК МЕСТНОЙ ОХРАНЫ У, УБИВ НЕВЕСТКУ, ПРИНОСИТ ЖЕРТВУ СТАРШЕМУ БРАТУ.

Будешь на земле творить добро —

счастье небеса тебе пошлют;

Но накличешь на себя беду,

если будешь и упрям и крут.

Мягкий и приветливый с людьми,

жизнь без бед, без тягот проживешь;

Если же не в меру ты зубаст,

так и жди — напорешься на нож.

Только дни осенние придут —

персик с абрикосом облетят,

А сосна и стройный кипарис

и зимой зеленые стоят.

Воздаянье за добро и зло

неизменно ожидает нас;

Не укрыться от него нигде,

не отсрочить и на краткий час.

Так вот. Нанял Чэнь Цзинцзи лошадь, взял у дяди Чжана в попутчики слугу и рано утром отправился в Восточную столицу, но не о том пойдет речь.

Расскажем про У Юэнян. На другой день, после того как взяли Пань Цзиньлянь, она послала за тетушкой Сюэ с намерением продать Цюцзюй.

Когда Чуньхун вышел на большую улицу, ему повстречался Ин Боцзюэ.

– А, Чуньхун! — окликнул его Боцзюэ. — Далеко ли спешишь?

– Мне хозяйка велела позвать матушку Сюэ.

– А зачем же ей сваха понадобилась?

– Цюцзюй, служанку матушки Пятой, продает.

– А Пятую почему продала? — расспрашивал Боцзюэ. — Она у старухи Ван пока находится. Сватают ее, говорят. Верно?

– Видите, дело-то какое, — начал слуга. — Она с зятем в близких отношениях была. Узнала хозяйка. Сперва Чуньмэй продала, потом зятя наказала и выгнала. А Матушку Пятую только вчера взяли.

Боцзюэ покачал головой.

– Вон оно что! — протянул Боцзюэ. — С зятем, значит, шашни водила. Кто бы мог подумать! Ну, а тебе, малый, чего там после батюшки-то делать, а? Никакого проку не будет. Ты сам-то как думаешь? К себе на юг вернуться или тут пристроиться?

– Да как вам сказать! — неопределенно говорил Чуньхун. — С кончиной батюшки хозяйка круто повернула. Лавки поприкрывала, дома продала. Циньтун с Хуатуном уже ушли. Хозяйке, конечно, со всем разве управиться. Оно и на юг бы поехать, да кто меня в попутчики возьмет. А тут в городе устроиться — никого я не знаю.

– Эх ты, глупыш! — засмеялся Боцзюэ. — Кто вперед не заглядывает, тому никогда прочно на ногах не стоять. Зачем тебе, скажи, по всем этим горам да рекам скитаться, на юг ехать? Кто тебя возьмет? Тебе нечего унывать! Ты песни знаешь, и тут пристроишься. Я тебе протекцию составлю. Порекомендую господину Чжану Второму с Большой улицы. Несметными богатствами владеет. Дом в сто комнат. Он теперь место вашего покойного батюшки занял. В чине тысяцкого, на пост судебного надзирателя назначен. Вашу матушку Второю[1] в дом взял, младшей женой сделал. Я тебя к нему провожу, будешь у него служить. Стоит только

ему сообщить, что ты южные напевы знаешь, стрела, как говорится, сразу в цель угодит. Сразу при себе оставит, приближенным слугой сделает. Заживешь не то, что теперь. Характер у него добрый, да и сам он молодой сосем. Радушный человек. Словом, широкая натура. К нему попадешь, будешь за счастье считать.

Чуньхун пал ниц и бил челом.

– Доставлю я вам хлопот, батюшка, — говорил он. — Я вас отблагодарю, если вы только поможете мне устроиться к господину Чжану, подарок куплю.

Ин Боцзюэ положил руку на плечо Чуньхуну.

– Глупый малый! Встань! Кого я только в люди не выводил! И никаких мне подарков не нужно. Где ты на них денег возьмешь.

– Ну, я пойду, — сказал Чуньхун. — А то матушка хватится.

– Ладно! Не беспокойся! — заключил Боцзюэ. — А с господином Чжаном я насчет тебя поговорю. Пошлет он хозяйке визитную карточку с ляном серебра. Серебро принять она не решится, а тебя и так отдаст.

Они разошлись, и Чуньхун направился за тетушкой Сюэ. Та взяла Цюцзюй и продала ее всего за пять лянов, которые вернула Юэнян, но не о том пойдет речь.

А пока вернемся к Ин Боцзюэ. Взял он Чуньхуна, и пошли они к Чжану Второму. Увидал Чжан, что малый недурен собой, южные песни поет, и оставил у себя, а Юэнян послал визитную карточку с ляном серебра и просьбой отдать его вещи.

У Юэнян в то время угощала жену Юнь Лишоу, урожденную Фань[2]. Юнь Лишоу, получивший по наследству от командующего Юня, своего старшего брата, пост квартального, был назначен теперь помощником начальника левого гарнизона Цинхэ. Прослышав о смерти Симэня, Юнь Лишоу сразу смекнул, что около богатой вдовы Юэнян можно руки погреть, отчего у него слюнки потекли. Не теряя времени, закупили они яств, которые и были доставлены Юэнян на восьми подносах слугами, сопровождающими Фань.

Юэнян растила сына Сяогэ, а у Фань два месяца назад родилась дочка. За пиршественным столом она решила породниться с Юэнян. По обычаю отрезали по куску от полы и стали сватьями. По случаю помолвки Фань поднесла Юэнян пару золотых колец.

Тут вошел Дайань и вручил хозяйке от Чжана Второго визитную карточку с ляном серебра.

– Чуньхун у него служить остается, — сказал он. — Посыльный корзину с его одеждой ждет.

Юэнян неловко было отказать судебному надзирателю. Серебро она тоже не взяла, а корзину велела отдать Чуньхуну.

Ин Боцзюэ еще раньше говорил Чжану Второму:

– Поглядели бы вы Пань Цзиньлянь, Пятую жену Симэнь Цина. Вот красавица и на лютне играть мастерица. А сколько песен и романсов знает! В двойную шестерку и шашки играет. Чему только не обучена! А как пишет! Годами она молода, вот и не сдержалась — с хозяйкой повздорила. Та ее и отдала. Старая Ван ее сватает.

Одного слугу за другим посылал Чжан к свахе.

– Хозяйка требует сто лянов серебра и никак не меньше, — твердила Ван.

Слуги возвращались с серебром и докладывали хозяину:

– Восемьдесят давали, но сваха никак не уступает.

– Она с зятем жила, вот ее и не стали в доме держать, — услыхал потом Чжан от нового слуги Чуньхуна и отказался от своего намерения.

– Сыну у меня пятнадцать лет, учением занят, — говорил он Боцзюэ. — К чему мне такую в дом?

– Цзиньлянь-то? — раcпространялась Ли Цзяоэр. — Да она первого мужа отравила, потом к Симэнь Цину попала, со слугой путалась. А когда у Шестой сын родился, она и мать, и младенца в гроб вогнала.

Чжан после этого и вовсе выбросил из головы свою затею.