Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй (???)
Шрифт:
– Дорогая тетушка! — отвечала на это Чуньмэй. — Я хорошо помню, как она, покойница, ценила меня. А какую тяжкую смерть приняла! Под открытым небом лежала брошенная без погребения. Кому же, как не мне, было о ней позаботиться!
Когда кончился их разговор, настоятель велел послушникам накрыть два больших стола на восемь человек. Появились в изобилии всевозможные весенние яства и овощные блюда, выпеченные на пару пирожки и сладости. Заварили на сладкой воде лучший чай из молодых лепестков, нежных, как воробьиные язычки. После трапезы посуду убрали. Дядю У Старшего угощали отдельно, в другой келье, но не о том пойдет речь.
Первой
Убедившись, что Юэнян не собирается делать то же самое, Юйлоу достала пять фэней серебра и попросила послушника купить жертвенных денег.
– Не извольте беспокоиться, сударыня! — предупредил ее настоятель. — У меня найдутся и серебряные и золотые. Я вам дам для сожжения.
Юйлоу передала настоятелю серебро и попросила послушника проводить ее на могилу.
Под тополем возвышался трехфутовый[15] могильный холмик желтого песка, на котором зеленели редкие кустики полыни. Юйлоу воткнула благовонную палочку, подожгла жертвенные деньги и отвесила несколько поклонов.
– Не знала я, сестрица, что здесь твоя могила, — говорила она. — Я, Мэн Третья, случайно попала в монастырь и вот сжигаю связку монет у тебя на могиле. Живи на небесах спокойно, а станет трудно, пригодятся деньги.
Юйлоу достала платок и громко зарыдала.
Тому свидетельством романс-плач на мотив «Овечка с горного склона»:
Сгорели жертвенные деньги, слезы — градом!Зову тебя, сестра, моя отрада!Голубки Пань свежа могила!Ты помнишь, я тебя любила,Твое, мое — не разбирали,Друг дружке тайны поверяли.Была красива и упорна,А я — тебе всегда покорна,Но вот нагрянула беда,И ты исчезла навсегда.Тебя на кладбище сыскала,Поведать хочется немало!Когда-то под одним крыломГодами жили были неразлучны.Пронесся вихрь и буреломВсе небо застелили тучи.Мы разлетелись в рассыпную,Но не забыть сестру родную.Кормилица Жуи тоже собралась последовать за Юйлоу, но Юэнян, разговаривавшая тем временем с Чуньмэй, хотела запретить ей брать с собой Сяогэ, так как опасалась испугать младенца.
– Не волнуйтесь, матушка, я буду осторожна, — заверила ее Жуи и с Сяогэ на руках отправилась на могилу, где видела, как Юйлоу сжигала жертвенные деньги и оплакивала Цзиньлянь.
Когда они воротились, Чуньмэй и Юэнян попудрились, подрумянились и переменили туалеты. Чуньмэй распорядилась, чтобы ее слуги открыли коробы со съестным. Из них были извлечены всевозможные редкие фрукты, сладости и яства. Особый короб был с пирожными и печеньем. Накрыли два стола. Подали обтянутый холстом кувшин вина, серебряные чарки и палочки слоновой кости.
Чуньмэй пригласила супругу У Старшего, Юэнян и Юйлоу занять почетные места на возвышении. Сама она села за хозяйку, а кормилица, Сяоюй и старшие служанки расположились по обеим сторонам.
Для дяди У Старшего
В самый разгар угощения появились два денщика от воеводы Чжоу. Войдя в гостиную, они опустились перед Чуньмэй на колени.
– Его превосходительство пожаловали в Новое поместье, — докладывали они. — Велели нам пригласить вас, матушка, на представление забавников и скоморохов. Матушка Старшая и матушка Вторая уже в поместье. Пожалуйста, матушка, мы вас ждем.
– Хорошо! Ступайте! — не спеша, чинно ответила Чуньмэй.
– Слушаюсь! — крикнули денщики и вышли, но уйти не решались и стали поджидать младшую хозяйку около настоятельских покоев.
Трапеза подходила к концу.
– Не смеем вас задерживать, сестрица, вставая из-за стола, проговорили госпожа У и Юэнян. — Время позднее, и вам пора готовиться к отбытию. Мы пойдем.
Чуньмэй никак не хотела их отпускать и велела слугам подать большие кубки, чтобы выпить на прощание.
– Мы теперь с вами в разлуке, — говорила она. — Встречи так редки. А раз нам выпал случай повидаться, так не будем забывать друг друга. У меня ведь тоже нет ни родных, ни близких. Я была бы рада нанести вам визит и поздравить вас, когда наступит ваш день рождения, матушка.
– Что вы, дорогая моя сестрица! — говорила Юэнян. — К чему вам утруждать себя? Я как-нибудь соберусь навещу вас, сестрица. — Юэнян осушила кубок и продолжала. — Ну, довольно! Благодарю за угощение! Время позднее, а у невестушки нет паланкина. Нелегко нам будет добираться.
– Вы без паланкина, сударыня? — спросила Чуньмэй. — Возьмите у меня пони, вот и доберетесь.
Госпожа У поблагодарила Чуньмэй, но воспользоваться такой любезностью не решилась.
Они распрощались.
Когда слуги убрали посуду, Чуньмэй пригласила настоятеля и велела слугам достать кусок холста и пять цяней серебра, которые и были вручены настоятелю. Тот поклонами благодарил жертвовательницу и вышел проводить ее за ворота храма.
Попрощались и Чуньмэй с Юэнян.
Чуньмэй проводила к паланкинам Юэнян, Юйлоу и остальных, потом только села сама. Их пути разошлись. Чуньмэй со свитой слуг и денщиками, окриками разгонявшими с дороги зевак, отбыла в Новое поместье.
Да,
Если даже двум листам опавшимВыпадает встреча иногда,Женщинам, друг друга близко знавшим,Отчего не встретиться тогда.Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.
ГЛАВА ДЕВЯНОСТАЯ
Цветут и вянут нежные цветы,
цветут и вянут снова;
То рубище скрывает наготу,
а то халат парчовый.
Кто знает, век ли проживет богач,
довольный, праздный, сытый?
Всегда ли будет горевать бедняк,
невзгодами убитый?
Не всяк из тех на Небо путь найдет,
кто ближнему поможет;
Не всяк и в ад, конечно, попадет,
кто ближнего встревожит.
На Небо не ропщи, не уповай —
таков совет мой верный.
Ведь равнодушны к смертным Небеса
всевечно и безмерно.