Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй (???)
Шрифт:
– Мы были близки, хотя и не состояли в браке, — грациозно склонившись в поклоне, говорила Айцзе. — Он давал мне клятвы любви и верности до гроба. И я надеялась, что мы будем жить до смерти в любви и согласии. Но, видно, так было угодно Небу. Его не стало, и я брошена одна-одинешенька. Он ведь подарил мне сучжоуский шелковый платок с любовными стихами. Я знала, что у него есть жена и была согласна служить ему для услаждения. Может, вы сомневаетесь?
Айцзе достала из рукава платок и показала Чуньмэй и Цуйпин. На платке они прочитали четверостишие:
Мой– А я подарила ему маленький парчовый мешочек для благовоний, — продолжала Айцзе. — Он носил его на поясе. На мешочке пара неразлучных уточек и с обеих сторон двуглавые лотосы, а у каждого лепестка вышит иероглиф. Вся надпись гласит: «Его милости возлюбленному господину Чэню».
– Почему же я не видала этого мешочка? — спросила Чуньмэй у Цуйпин.
– Он носил его на жилете, — подтвердила Цуйпин. — Я ему в гроб положила.
После принесения жертв на могиле Чуньмэй с Цуйпин пригласили Айцзе и Ван Шестую в монастырь, где, испив чаю, все сели за трапезу.
Близился закат. Родители стали торопить дочь, но она не спешила.
– Не хочу я идти к отцу с матерью, — опустившись на колени перед Чуньмэй и Цуйпин, со слезами говорила Айцзе. — Мне хотелось бы остаться с вами, сестрица, чтобы вместе нам блюсти траур по мужу. Ведь и я удостоилась его милости. Я была его наложницей и желаю умереть рядом с его дщицей.
Цуйпин не проронила ни слова.
– Но ты еще совсем молода, сестрица! — отвечала ей Чуньмэй. — А жизнь вдовья нелегка. Смотри, не упустить бы лучшую пору.
– Что вы, матушка! — возразила Айцзе. — Да пусть мне грозят глаза выколоть или нос отрезать, я все равно ему верной останусь. Я поклялась замуж не выходить. — Айцзе обернулась к родителям и продолжала. — А вы, батюшка и матушка, поезжайте домой. Я с госпожой и сестрицей останусь.
У Ван Шестой на глаза навернулись слезы.
– А мы-то надеялись на тебя, — с плачем говорила она. — Думали, ухаживать за нами в старости будешь. Едва мы спасли тебя из пасти тигра, как ты бросаешь нас.
– Не пойду с вами, — только и промолвила Айцзе. — А заставите, смерть на себя накличу.
Убедившись в твердом намерении дочери, Хань Даого и Ван Шестая громко зарыдали. Со слезами они простились с Айцзе и отбыли на пристань в Линьцин к себе в кабачок. А Хань Айцзе вместе с Чуньмэй и Цуйпин отправилась к ним в паланкине. Ван Шестая всю дорогу тяжко вздыхала, будучи не в силах смириться с мыслью, что их покинула дочь. Мать то и дело давала волю слезам. Вечерело. Хань Даого поспешил нанять двух лошадей, и они пустились в путь.
Да,
Сердце разрывается от боли,долог путь, а конь нетороплив.Словно ряска на воде проточной,путникЕсли хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.
ГЛАВА СОТАЯ
Афоризмы гласят:
Чтобы славным стать героем,
одного желанья мало:
Этот человек талантлив,
а другой, увы, бездарен.
Преградит дорогу тигру
зверь не менее свирепый,
И страшатся даже змеи
ядовитой сколопендры.
Чжунгэ Ляном семикратно
был пленен Мэн Хо когда-то[1],
Дважды туго приходилось
Гуань Юю от Люй Мэна[2].
Не терял Ли Ань рассудка,
он разумным оказался:
Побороть сумел соблазны,
избежал беды великой.
Итак, Хань Даого и Ван Шестая вернулись на пристань в кабачок Се. Но лишившись дочери, они лишились и доходов, оказавшись перед угрозой полного разорения. Тогда послали они Чэня Третьего за купцом Хэ. Теперь, когда не стало Лю Спрута и бояться было некого, купец как и раньше зачастил к Ван Шестой.
– Раз ваша дочка Айцзе решила блюсти траур и не собирается возвращаться домой, — обратился как-то купец Хэ к Ханю, — тогда давайте так договоримся. Я распродам товары, получу деньги и возьму вас обоих к себе в Хучжоу. Вы согласны? Чем тут в нужде-то жить…
– Вы так добры, сударь! — воскликнул Хань Даого. — Лучшего и желать не приходится.
И вот однажды, распродав товар и получив деньги, купец нанял джонку и вместе с Ханем и Ван Шестой отправился в Хучжоу.
А Хань Айцзе тем временем оставалась вместе с Гэ Цуйпин. Обе они пребывали в трауре, близко сошлись и звали друг дружку сестрами. Целыми днями просиживали они в покоях у Чуньмэй. Цзиньгэ к тому времени исполнилось шесть лет[3], а Юйцзе, дочке Сунь Второй, уже пошел десятый[4]. Делать молодым женщинам было нечего, вот они и забавлялись с детьми.
С гибелью Чэнь Цзинцзи и отбытием в поход командующего Чуньмэй продолжала вкушать редкие яства и рядиться в шелка и парчу. В прическе у нее, как и раньше, переливался жемчуг, блестели золото и серебро. Все было бы хорошо, если бы не длинные ночи, которые ей приходилось коротать в одиночестве, когда вожделение так и жгло ей сердце. Тут-то она и обратила внимание на Ли Аня. Был он недурен собой, а после расправы с Чжан Шэном караулил вокруг дома с большим старанием.
Настали зимние дни. Ночевал как-то Ли Ань у себя в сторожке. Вдруг слышит стук в заднюю дверь.