Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй (???)
Шрифт:
– Если батюшка попросит, у меня накроешь стол и закусок подашь, – распорядилась Юэнян.
– Слушаюсь, – отозвалась служанка и удалилась в задние покои.
– Я пойду чай заваривать, – сказала немного погодя Хуэйлянь.
– Завари люаньского[3], – распорядилась Юэнян. – Он у меня в спальне лежит.
Хуэйлянь засеменила вслед за Юйсяо. Та оказалась у дверей, ведущих в покои Юэнян, и опять подала Хуэйлянь знак. Хуэйлянь отдернула занавеску и вошла в спальню хозяйки. Симэнь сидел в кресле и пил вино. Она подошла
– А у меня весь ваш ароматный чай вышел, батюшка, – лепетала она. – Не дадите еще немножко? А потом я у тетушки Сюэ цветы покупала, несколько цяней задолжала. У вас есть серебро? Дайте мне немного.
– У меня ляна два в кошельке осталось, – проговорил Симэнь. – Возьми их себе.
Симэнь хотел было приступить к делу.
– Неудобно, – остановила его Хуэйлянь. – А вдруг кто увидит?
– Не уходи нынче, ладно? – говорил Симэнь. – В дальних покоях насладимся.
– Только не в дальних, – покачала головой Хуэйлянь. – Там главная истопница дровами все завалила, не пройдешь. Вот если бы у матушки Пятой, было бы пре-крас-но!
У дверей сторожила Юйсяо, и они флиртовали в открытую. Говорят, язык держи и на дороге, ведь уши спрятались в траве.
Неожиданно появилась Сунь Сюээ. Когда до нее донесся смех из покоев Юэнян, она подумала, что там Симэнь с Юйсяо, но служанка сидела у дверей. Сюээ замедлила шаги, а Юйсяо, опасаясь, как бы она не пошла в комнату, бросилась ей навстречу и отвлекла вопросом:
– Матушка Шестая вас так звала на пир. Что ж вы не пошли?
– Отвернулась от нас судьба, – проговорила с горькой усмешкой Сюээ. – Чахнем, как туты на болоте. За ними на скакуне скачи, не угонишься. С чем я к ним на пиры-то пойду? Бедняки мы голоштанные.
В комнате кашлянул Симэнь. Сюээ поспешила на кухню, а Юйсяо отдернула занавеску. Хуэйлянь, озираясь по сторонам, выскользнула из комнаты и побежала заваривать чай.
– Матушка чай ждет, – крикнула ей Сяоюй. – Куда ж ты девалась?
– Чай готов, – ответила Хуэйлянь. – Ступай за орехами.
Вскоре Сяоюй внесла поднос, а Хуэйлянь – чай.
– Где ты пропала? – спросила Юэнян.
– Батюшка в вашей комнате был, – отвечала Хуэйлянь, – я не смела войти, ждала, пока сестра чай возьмет, потом за орехами ходила.
Они обнесли всех чаем, и Сяоюй с подносом ушла на кухню, а Хуэйлянь встала у стола поглядеть на игру в кости.
– «Длинную единицу», матушка, вы с «чистой шестеркой» составите, а «раздел меж небом и землей» здесь не подходит, – входя в раж, подсказывала Хуэйлянь. – Опять матушка Пятая выиграла. А у матушки Шестой пара «парчовых ширм». Матушка Третья, у вас «один – три» с «чистой пятеркой», всего четырнадцать очков. Вы проиграли.
– Видишь, люди играют, а ты чего со своим языком лезешь? – не выдержала Юйлоу. – Кто тебя просит?
Хуэйлянь не знала, куда деваться со стыда. Она густо покраснела
Да,
Пусть западной реки прольется вся вода,Позора и стыда не смоешь и тогда.Пировали до фонарей. Вдруг в комнате появился Симэнь Цин.
– Весело вы пируете, – засмеялся он.
– А, зятюшка пожаловал, – воскликнула невестка У и, поспешно встав, предложила Симэню свое место.
– К чему мужчина будет сидеть в женской компании? – заявила Юэнян. – Иди ко мне, там и пируй.
– В таком случае я пойду, – промолвил Симэнь и направился к Цзиньлянь.
Цзиньлянь пошла вслед за ним.
– Поди сюда, моя маленькая болтушка, – сказал подвыпивший Симэнь, взяв Цзиньлянь за руку. – Мне с тобой поговорить надо. Я хотел провести ночь с Хуэйлянь, да негде. Позволишь нам у тебя побыть, а?
– Какой гнусный вздор ты мелешь! – заругалась Цзиньлянь, – не знаю, как и назвать тебя. Путайся с ней где угодно, но что это еще за прихоть такая – ко мне? Нет здесь для нее места! Если б я, положим, и согласилась, этого не допустила бы моя Чуньмэй. Не веришь? Позови ее. Если она не будет против, я вас пущу.
– Раз вы против, мы пойдем в грот, – заявил Симэнь. – Вели служанкам отнести туда постель и пусть обогреют немного, а то холодно будет.
– И впрямь слов не нахожу! Как не ругать тебя! – не выдержав, засмеялась Цзиньлянь. – Можно подумать, эта шлюха, рабское отродье, мать твоя родная. С каким сыновним почтением ты ей служишь? Как Ван Сян[4], средь зимы на обледенелом каменном ложе ради нее ложишься.
– Нечего надо мной насмехаться! – отбивался Симэнь. – Хватит язык распускать. Вели лучше грот подтопить.
– Иди уж, накажу, – отозвалась Цзиньлянь.
Гости разошлись, и Цзиньлянь велела Цюцзюй отнести в грот постель и фонарь. Когда в гроте Весны было все готово, Хуэйлянь проводила Юэнян, Цзяоэр и Юйлоу до задних ворот.
– Я к себе пойду, – сказала она, и Юэнян не стала возражать.
– Ладно, – согласилась она, – иди спать.
Хуэйлянь постояла еще немного у ворот и, убедившись, что никого нет, бросилась к гроту.
Да,
Не стоит ожиданием томить царя Сян-вана,Забавой тучки и дождя влечет гора Шамана.Сун Хуэйлянь проникла в сад. Она лишь прикрыла за собой садовую калитку, но запирать не стала, полагая, что Симэнь еще не пришел. Однако, войдя в грот Весны, Хуэйлянь нашла там Симэня. Перед ним горела свеча. Несло холодом. Лежанку покрывал слой пыли. Хуэйлянь вынула из рукава две палочки благовоний, поднесла их к огню и воткнула в землю. Рядом стояла жаровня с горящими угольями, но от холода дрожали все члены. Хуэйлянь разобрала постель и накинула поверх одеяла соболью шубу. Они заперли дверь и легли.