Цветы тьмы
Шрифт:
Сам того не замечая, Хуго ухватил чемодан и рюкзак и тронулся в путь. Он двигался медленно, как будто опасаясь наткнуться на что-то поразительное, но, к вящему его удивлению, взгляду его не открывалось ничего необычного. Все происходило в замедленном темпе. Около домов сидели старики, по улицам лениво катились нагруженные дровами повозки. Эта размеренная жизнь, знакомая Хуго с детства и теперь представшая перед его глазами, снова подтвердила ему, что случившееся с ним после ухода из дому было ничем иным, как испытанием, происходившим глубоко внутри него. Сейчас он вышел из тоннеля, и его ноги ступают по твердой земле. Здесь, судя по всему,
Он медленно шел вперед, осторожно изучая все, что видел по дороге, и эта череда сменяющихся видов подтверждала, что ничего не изменилось, что было, таким и осталось. Возникшая теперь в нем уверенность приобрела очертания киоска мороженого, принадлежавшего некоему Кириллу. Киоск был открыт, и сам Кирилл стоял внутри – как обычно, франтовато одетый. В его позе не было ничего необычного. Вовсе даже наоборот, весь его спокойный вид излучал уверенность в том, что покупатели не заставят себя ждать.
Хуго присел на скамейку на усаженном акациями бульваре, самом скромном из городских бульваров. Отсюда открывался широкий вид, до тополей вдоль реки, магазинов и кафе. Тут он часто сидел с Анной. Однажды он сидел здесь с Францем, который в длинных и витиеватых выражениях пытался доказать ему, что наука движется вперед гигантскими шагами и все, что теперь представляется стабильным и установившимся, через десять лет будет выглядеть по-детски. Франц был гением. От бесед с ним Хуго всегда уставал, у него начинала кружиться голова.
Забытые образы всплывали в памяти и представали перед глазами, в том числе картины из школьной жизни. Не все там нравилось ему. Были хулиганы, после уроков нападавшие на немногих учившихся там евреев, и были учителя, стыдившие еврейских учеников, не достигавших высот Анны или Франца. Но в основном все шло без происшествий, и ему было жалко, что война оторвала его от родителей и от школы, и теперь ему придется начинать все сначала. Он хотел было пойти к школе, но тот же импульс, что поднял его со скамейки, тут же и остановил его, и он стоял, не решаясь двинуться вперед – боялся увидеть нечто непредвиденное.
Хуго преодолел свою тревогу и пошел дальше. На акациевом бульваре находится трактир, в котором дядя Зигмунд проводил, бывало, дни и ночи. Иногда Хуго видел его спорящим на ходу с кем-нибудь или погруженным в свои мысли. Хуго шел за ним в надежде, что тот его заметит. Но этого никогда не случалось. По соседству с трактиром было дешевое кафе, где постоянно сиживала Фрида. Ее он тоже иногда встречал. В отличие от дяди Зигмунда, она замечала его мгновенно, обнимала, расцеловывала и сообщала ему, что она мамина двоюродная сестра и собирается к ним в гости, хотя ее и не приглашают. Ноги медленно несли его, как бы нащупывая дорогу. Все вокруг было ему знакомо и почти не изменилось. То там, то здесь было выкорчевано дерево, а вместо него торчал саженец. Часть магазинов была открыта, другие заперты. Рядом с трактиром, куда любил заходить дядя Зигмунд, был магазин тканей, принадлежавший религиозному еврею. Мама иногда туда заходила купить остатки тканей для своих подопечных бедняков. Это было мрачное царство, заполненное множеством полок с тканями с узкими проходами между ними. В проходах сновали маленькие дети с пейсами и предписанными Торой кистями на одежде. Хозяин
А вот в трактире дяди Зигмунда, как обычно, сидели люди. Хозяин заведения, которого Хуго сразу же узнал, стоял посреди зала и о чем-то важно вещал, а все вокруг смеялись. Как странно, сказал себе Хуго, ничего здесь не изменилось, только дяди Зигмунда не хватает. Он положил чемодан и рюкзак на землю. Освободившись на время от своей ноши, он все же заметил перемены: место евреев, живших на верхних этажах над магазинами, заняли украинцы. В окнах и на балконах были видны женщины и дети, они болтали между собой и смеялись. В воздухе стоял другой запах, который Хуго силился определить, но не сумел.
Когда он с мамой ходил по этим улицам, люди обращались к ней, приветствовали ее и иногда советовались с ней по медицинским вопросам. В этом смысле Хуго был более похож на своего отца. Он не участвовал в школьных делах и, как отец, любил те часы, когда бывал наедине с самим собой.
Сейчас он шел по городу, в котором родился, как будто бы вернулся туда после многолетнего отсутствия. Никто его не узнавал, и никто не радовался его возвращению. Холод окружал его со всех сторон и вызывал у него дрожь. Он взял чемодан и рюкзак и продолжил путь.
Школа стояла на своем месте. Хотя занятий не было, главный вход был открыт, и у широкой лестницы стоял, как обычно, Большой Иван, всемогущий школьный дворник.
– Здравствуйте, пан Иван, – обратился к нему Ху го.
– Ты кто? – уставился на него Иван.
– Меня зовут Хуго Мансфельд, вы меня не помните?
– Вижу, евреи возвращаются. – Трудно было понять, какое значение он вкладывал в эти слова.
– Я возвращаюсь домой посмотреть, не вернулись ли мои родители. Когда начинаются занятия?
– Я дворник, а не правительство. Об открытии школы правительство объявит.
– Я был рад вас видеть, – произнес Хуго, и он действительно рад был встретить знакомого.
Дворник улыбнулся и сказал:
– Тут слухи ходили, что евреев поубивали. Выходит, врали слухи. Ты где был?
– Прятался.
– Ну, я рад.
Его жена показалась в дверях, и Иван поспешил сообщить ей:
– Евреи-то возвращаются.
– Кто тебе сказал?
– Да вот Хуго, не узнаешь его? Он здорово вырос. Странно было видеть школу такой тихой. Так это здание выглядело и после летних каникул, но тогда он возвращался, соскучившись по друзьям и по городу. А теперь он каждого угла боится.
Хуго пошел дальше. В этом районе он мог идти с закрытыми глазами. Увидев Ивана, стоявшего с внушительным видом возле лестницы, он снова убедился, что город не изменился. Раз пан Иван на месте – значит, школа скоро откроется.
Но когда он увидел аптеку, от этого чувства не осталось и следа. Изящное и всегда ухоженное здание превратилось в продуктовую лавку. Высокие сверкающие шкафы, мраморный прилавок, вазы с цветами – все это исчезло. У входа стояли ящики с картошкой, красной капустой, чесноком и луком. В воздухе пахло копченой рыбой вперемешку с ароматом подгнившей капусты.