Цветы всегда молчат

Белая Яся

– Мамочка! Папочка! Как же я люблю вас! – сбивчиво лепетала она, поочередно целуя родителей. Боль и горе покинули ее сердце. Теперь ей было весело и хорошо.

После ланча Кэролайн предложила Джози пройтись по магазинам, и та с удовольствием согласилась. Она находила неизъяснимую прелесть в том, что может теперь разговаривать с матерью наравне, как женщина с женщиной.

– Цветочек мой, – начала мать, когда они уселись в карету, – расскажи мне, как обстоят у тебя дела с Ричардом. Я вижу, вы стали лучше ладить…

– О, маменька, – Джози

зачем-то перешла на громкий шепот, – я так счастлива! Наверное, ни одна женщина во всем королевстве не счастлива так, как я! Ведь у меня самый лучший муж!

– А ведь еще некоторое время назад ты пеняла мне и сестрам за то, что мы защищали его перед тобой, – Кэролайн похлопала ее по руке и лукаво подмигнула.

– Я была глупа! Невероятно глупа! – с горячностью призналась Джози. – А он такой… такой… – проговорила она, густо покраснев.

– Будоражащий? – подсказала мать.

– О да… Простите, матушка, за откровенность, – смущенно потупилась Джози, затеребив край платья, – но стоит ему лишь коснуться меня, и я уже вся пылаю и плыву.

– Деточка, это просто чудесно! – сказала мать, обнимая ее за плечи. – Я до сих пор влюблена в твоего отца, как та восемнадцатилетняя девчонка, которой вышла за него замуж. И я всегда желала того же вам, мои девочки. Но у Мэри и Сары семьи получились спокойные и основательные. А тебе, моей самой желанной и обожаемой, тебе, моему Божьему благословению, я всегда хотела пламенной страсти. Чтобы ты познала большую и яркую любовь.

– Ох, матушка, вы – моя пророчица! – Джози обняла ее в ответ, спеша отвести глаза, чтобы мама не заметила прячущейся в них печали. Воспоминания о Ричарде снова наполнили сердце тоской. Чтобы убежать от этого чувства, которое она совсем не умела терпеть, Джози попыталась улыбнуться и перевести разговор на другую тему: – Я так хочу, чтобы у меня родился сын, с глазами синими-синими, как у него.

Леди Эддингтон заглянула дочери в лицо.

– Нет, моя милая девочка, – уж поверь моему опыту! – у вас будет девочка.

– Ну тогда уж – двойня! – согласилась на компромисс Джози, увидев, как в глазах матери задрожали слезы радости. Они вновь обнялись и вволю наплакались, пока добрались до магазинов. Там стало не до слез.

Вечером, после ужина, она весело поиграла с матерью и отцом в поддавки. Причем родители, как в детстве, и впрямь поддавались ей. Ей вспомнился их с Ричардом бой, и она порадовалась, что он тогда не стал давать ей поблажек.

Картинка, мелькнувшая перед глазами, была настолько четкой, что даже перехватило дыхание.

Она поспешила распрощаться с родными и ушла к себе. И здесь, упав на подушку, горько разрыдалась. Но плакали, казалось, не только ее прекрасные глаза, но само сердце, заходившееся от боли и необъяснимой тревоги. Днем с ними, этими терзающими чувствами, было просто сражаться, а о ночах она не подумала… К тому же никто на свете еще не нашел ответ на вопрос: как пережить хотя бы одну ночь в разлуке с тем, кто бесконечно дорог?..

Сон был рваным и нечетким, ей так

и не удалось запомнить из него хотя бы эпизод…

Шли дни, вспышками осенней листвы догорал сад. Приближалась зима, которую Джози прежде ждала с нетерпением, потому что та сулила волшебство Рождества… Но сейчас Джози мечтала лишь об одном подарке – увидеть синие глаза Ричарда. Однако это было невозможно, а остальное – неинтересно. Она писала ему каждый день (уезжая, Ричард оставил ей адреса портов, что будут по пути следования экспедиции), но ни на одно письмо не получила ответа. Родители, видевшие, с какой надеждой она каждый раз ждет почту и как скорбно вздыхает, когда узнает, что ей нет писем, готовы были разорвать непутевого зятя.

Но Джози однажды резко оборвала их:

– Вы что, думаете, он мне должен отправить вестового дельфина? Он же сейчас в открытом море – откуда там почта?!

Лорд и леди Эддингтон удивленно переглянулись.

– Как это понимать, дорогой? – нарочито громко поинтересовалась Кэролайн.

– Просто наша девочка выросла, милая, – в тон ей ответил муж.

А Джози лишь рассерженно фыркнула и удалилась к себе.

В тот день она, бесцельно блуждая по громадному родительскому особняку, зашла в библиотеку. Здесь пахло деревом и бумагой. И Джози вдруг стало тепло, словно в объятиях Ричарда: здесь, среди книг, она была ближе к нему. Тонкие пальчики пробежались по корешкам, будто приветствуя старых друзей. И тут ее внимание привлекла одна – в строгом коричневом переплете. На обложке значилось: «Язык цветов и символика цвета: волновая природа материи», Ричард Торндайк. У Джози заколотилось сердце, она прижала книгу к груди, ощущая, как душу наполняет неизбывное счастье.

Она опустилась в кресло у окна и дрожащими руками открыла обложку. Посмотрела на год издания – он тогда был моложе, чем она теперь. У Джози появилось странное чувство, казалось, что она перенеслась в прошлое Ричарда. Интересно, каким он был в свои девятнадцать? Наверное, очень стеснительным и невозможно хорошеньким. Джози хихикнула и перелистнула страницу и сразу же зацепилась взглядом за первую строчку: «Вы думаете, что цветы всегда молчат? Тогда вы ошибаетесь. Потому что они изъясняются на тысяче наречий, просто вы не умеете их слышать. Но я расскажу вам, о чем говорят цветы…»

Дальше Джози читала, уже не отрываясь. Она боялась пропустить хотя бы одну строчку. Книга заворожила ее. В этом трактате речь шла о вещах более чем серьезных – о том, что свет, цвет, звук – да в сущности все в мире излучает волны, и если их уловить и расшифровать, то многие тайны планеты станут понятны. Ричард писал очень смело, но при этом легко и доступно, пересыпая свое сочинение преданиями и притчами, которые рассказывали о священной сути цветов. И мир становился единым. Он звучал, говорил, сиял, играл, искрился. И ей чудилось, что через время и пространство она слышит красивый бархатный голос мужа, нашептывающий древние легенды о цветах…