Цветы всегда молчат
Шрифт:
С Ричарда тут же слетела всякая спесь, он мучительно покраснел и, извиняясь, стал бормотать какие-то заклинания, отчего на свет божий явилась непонятная белая хламида, мало чем напоминавшая одежду цивилизованного джентльмена. От этого Ричард смутился еще сильнее и окончательно растерялся.
– Мальчишка! – миролюбиво пожурил его Мастер и, просто поведя рукой, облачил Садовника в светлый элегантный костюм и вернул ему очки. – А туда же!
– П-п-п-р-р-ро-о-о-с-с-т-ти-и-т-те-е и-и-и с-с-спа-си-и-бо! – отозвался
– Да не за что, собственно, – отозвался Адам, – ты прав: я ведь твой отец и должен помочь своему сыну. И поэтому я даже не стану изменять цену сделки, я просто аннулирую ее, – с этими словами он подошел к книжному шкафу, вынул с полки увесистый фолиант и что-то черкнул в нем появившимся из воздуха пером.
Лежащая на столе Джози распахнула глаза, судорожно вздохнула и выпалила:
– Накидка, Ричард! Она же осталась там, под деревом!
Ричард, счастливо смеясь, порывисто обнял ее и прошептал куда-то в волосы:
– Ну и бог с ней! Я вам десяток новых куплю! Главное – вы живы!
Джози высвободилась из объятий и посмотрела хмуро:
– Что значит, бог с ней! – возмутилась она. – Такой красоты вы в Англии не найдете. Нужно немедленно возвращаться на остров и требовать, чтобы туземцы дали мне еще одну – в конце концов, я там богиня! – только тут она обратила внимание на незнакомого мужчину, поняла, что обнажена, ойкнула и юркнула обратно в объятия Ричарда. Муж нежно прижал ее к себе и почтительно обратился к незнакомцу: – А ее вы можете приодеть? У меня всегда была проблема с женским платьем!
– С удовольствием, – самодовольно ухмыльнулся Адам, магией наряжая Джози в изящное синее платье. Когда туалет был завершен, Мастер-Дракон поклонился, а после сказал:
– А теперь, моя дорогая, может, познакомимся поближе? Все-таки вы – моя невестка.
Джози с неохотой отстранилась от Ричарда, спрыгнула со стола и, легко подбежав к Адаму, залепила тому звонкую пощечину.
– Это вам за Ричарда! И знайте, вы – самый ужасный отец на свете!
Адам не разозлился, а рассмеялся:
– Ну вот и познакомились, – с улыбкой сказал он, – хотя мне несколько обидно быть битым дочерью человека, который предпочел обычную жизнь сану Мастера-Дракона!
– Не смейте трогать моего отца! – уперев кулачки в бока и топнув ножкой, заявила Джози. – И привыкайте, я ведь – ваша невестка!
Адам поверх ее головы бросил вопросительный взгляд на Ричарда, тот лишь самодовольно, как давеча Мастер, ухмыльнулся и развел руками: мол, ничего не могу поделать.
Джози, приметив эти переглядывания, взъярилась еще больше.
– И не смейте чинить заговоры у меня за спиной! А то я ведь теперь умею цвести!
И оба мужчины поспешили ее успокоить, потому что последствия Цветения грозили обернуться
Графство Нортамберленд, замок Глоум-Хилл, 1878 год
Когда Гарфилд Айронсайд, державший на руках спящую Латою, достиг последней ступени замковой лестницы и вышел в гостиную, заря уже сменила цвет с кроваво-алого на нежно-пурпурный с мазками яркого золота и разливами лазури. И Колдер понял, что смерть и ночь убрались восвояси, позволив вершиться жизни и дню.
С Гарфилдом, который стал теперь еще и родственником, они любезно распрощались, и Айронсайд, взяв с Грэнвилла заверение, что те с Мейв вскорости навестят своих кузенов, покинул Глоум-Хилл. Колдер же, проводив его, направился в спальню с намерением хоть немного вздремнуть.
Новый день, как всегда, любовно окутывал спящую Мейв покрывалом золотистых лучей, и она сама будто золотилась. Но, сказал себе Колдер, дело вовсе не в солнце. Мифэнви сейчас охватывало другое сияние, тихое и абсолютное, говорившее ему, Смотрителю Сада, о том, что свершилось великое таинство жизни…
Он опустился на колени и дрожащими пальцами провел по нежной щеке. Этой легкой ласки хватило, чтобы Мейв проснулась и подарила ему свой чудесный сияющий взгляд.
– Почему ты выглядишь таким взволнованным? – тихо и удивленно спросила она.
– Потому что, – ответил он, кладя ладонь на ее еще плоский живот, – нельзя делать меня таким счастливым. Я не знаю, куда девать столько счастья!
– Ничего, – нежно улыбнулась она, гладя его по волосам, – вместе мы что-нибудь придумаем. С добрым утром, любимый, и с новой жизнью тебя.
Он бережно заключил жену в объятия, и они оба, будто смешиваясь и растворяясь, слились в поцелуе.
Лондон, клиника Святого Патрика, особая палата, 1878 год
Вардис с волнением ждал пробуждения Фелисите, тщательно обдумывая, что ей скажет, и понимая, что все эти заранее придуманные речи – самая большая глупость на земле. Еще большая – разве что когда врач привязывается к пациентке.
Доругать себя он не успел, потому что девушка очнулась и испуганно посмотрела на него.
Он же нелепо улыбнулся, понимая, что несет форменную глупость, тем не менее сказал:
– Ну, здравствуй, Дурман!
Она мотнула головой, отчего ее волосы прекрасного бронзового оттенка разлились по плечам, и произнесла:
– Вы ошибаетесь, меня зовут Фелисите Бернар. И я очень хочу пить. – Голос у нее был чувственный и слегка охрипший после долгого сна.
Вардис взял со стола графин, налил в стакан воды протянул ей. Девушка взяла стакан с опаской, будто там была отрава, и стараясь при этом не коснуться пальцев мужчины.