Цвингер
Шрифт:
— Доеду, — ответил Виктор. И мрачно присовокупил про себя: с сюрпризом в виде длинноногой козочки. То-то славно ты меня к черту пошлешь. Ну, попробуем все равно.
— Нашелся! Виктор, вот он, рисунок Николая.
Из последнего кармана сумки извлекается мятая салфетка, на ней мятая рожа с низенькой челкой на еще более низком лбу.
— Вот давай его в пластиковый конверт положим, может, робот пригодится.
Виктор повертел пластик в руках и опустил в горчичный фнаковский Наталиин пакет.
Перед выходом они опять окинули взором квартиру.
Одеяло клетчатое полушерстяное, бывшее в
— Если пластиковый мешок чистый есть, давай, Виктор, прихватим с собой это одеяло. Шутка шуткой, оно орудие преступления.
— Ну вот твой же «Фнак» полупустой, давай в него. Влезло! Просто сцена из фильма про похищение. Слава богу, никого из репортеров нет… Хотя, ой!
— Виктор! Прекрати на меня смотреть. Как ты можешь думать. Я же дала тебе слово. Я с тобой не репортер. У тебя выпить не найдется? Нальешь? Погоди, Виктор. Нет, а вот этого, пожалуйста, не надо сейчас.
— Тебе всегда не надо, тебе всегда неудобно.
— Ну, не в такой момент, когда твоя девушка в руках этих скотов.
— Она вовсе не моя девушка, но ты права. Кстати, я голодный, как сорок тысяч братьев.
— Пойдем тогда пиццу купим у тебя тут в пекарне внизу?
— Где — в пекарне?
— Ну, где тетенька крашеная толстогрудая. Мы с ней, я зашла во вторник, поболтали. Она спрашивала о тебе.
— Что же она обо мне спрашивала? Хотя, впрочем, не надо. Обойдусь я, Наталия, и без пиццы толстогрудой. Поехали уж.
Наталии, похоже, не помогла эта выпивка. Может, и наоборот — вывела наружу всю ужасность ужаса.
— Слава богу, Марко дома и в порядке.
— Да, да, да! — вдруг не своим голосом взвизгивает она. — Вот так верила Любе, а на самом деле она — марионетка в руках! В чьих? Бандита Николая. Метателя топоров. Знаешь, зачем они хотели похитить Марко? Они обещали мне объяснить всю механику: и где устраивают сборища, и как делают мишени, и сколько и каких воздушных шаров накалывают на мишень. Чтоб я писала материал. Обещали сводить. Потом вдруг — никаких соревнований. Догадываюсь, зачем они их на завтра перенесли. Они ищут себе мишень. В Марко в моего топоры метать собирали-и-ись!
Так… а это уже истерический приступ. Не хохот, другое. Зубы стучат о стакан. Не буду же я ей давать пощечины.
И тут-то наконец оказывается, что Наталию вполне можно осыпать поцелуями, что на вкус она соленая и плотная, со сладковатым запахом, невероятно привлекательная, хотя и перемазанная соплями.
Конечно, вывернулась из рук, обтерла лицо и с огромным интересом ухватилась, чтобы выйти из щекотливой мизансцены, за фотографию контурной карты с надписями, номерами, стрелочками и каракулями.
— Виктор, ты мне еще не перевел, что тут снизу справа приписал твой дед.
— Если ты немедля не узнаешь этого, понимаю, Нати, мир рухнет. Прекратится ход планет. Хорошо, перевожу. Тут написано: «Эта карта обнаружена мной 8 мая 1945 года в заминированном тоннеле, прорытом из подвалов здания Дрезденской
Они спускаются с балкона. Из двора — не выехать. Надо переждать, пока два гея перенесут в полной цветов коробке в машину трупик сиамского кота. К мусорному баку прислонены пластмассовый кузов для переноски животного, двуспальная кошачья постелька, миска, кучка тряпок и трехметровая конструкция для лазания и чесания коготков.
— Скорее, скорее, что ты возишься, что счищаешь?
— Да сама я не знаю, что ли, когда ездила в супермаркет, просыпала соль…
— Бог с ней, с солью, заводи скорей, едем. Час пик, нам через весь Милан и еще за город, а сегодня пятница. Знаешь ты, сколько времени займет?
В дороге до Монцы удается уйти на спокойный регистр разговора, хотя и в тему: о голосовых экспертизах. В «Круге первом» у Солженицына обыграно в точности то самое.
— И еще, — вставляет Виктор, — вспоминаю, что во времена терроризма вышел номер «Эспрессо», в январе восьмидесятого, мне Антония рассказывала.
— Это девушка, которая пропала в Олимпиаду? Ой, извини, я не нарочно. Я не намекаю, что у тебя девушки пропадают.
— Не будем шутить на эту тему… Я тогда еще не имел никакого отношения к Италии, кроме знакомства с Антонией. От нее и узнал, что публику приглашали высказаться по вопросу, кто звонил семье Альдо Моро — Тони Негри или другой кто-то?
— Надеюсь, теперь это понаучнее делается…
Покуда Наталия прямит путь в Монцу по трамвайным рельсам — не такая она особа, чтобы томиться в заурядной пробке, — Вика интервьюирует по телефону Ульриха на тему «какого дьявола Любе занадобились документы, компьютер и Мирей».
Из Ульриховых дедукций, когда его проинформировали о новых событиях:
— Она, конечно, работает не одна, а с ориентирующим ее бандитом. Но следует разобраться, Николай ли это или кто другой. Николай-то туп. Может, главарь — Черномор?
— Это голос итальянца.
— Верно. Значит, есть еще и итальянский бандит. Болгары управляют всей бандой, итальянцем, Черномором и Любой. Слушай, Вика. Корень зла в бедной Лере. Не сомневаюсь, что твоя бабушка, когда из музея ей принесли документы, наговорила Любе сорок бочек арестантов про таинственные подземелья. Про закопанные сокровища. Во всех красках безумных фантазий. Ты же помнишь, что история с Дрезденом была…
— Последним, что Лерочка помнила.
— И последним, что она додумывала.
— В ее сознании все обретало характер саги, характер сказки.
— И Любе в голову взбрело, что бумаги содержат инструкции или указания о кладах. После рассказов бабушки. Поэтому Люба с подельниками вознамерились тебе их не передать, а продать. Прикидывали, с какого боку начинать обработку. Но и проявляли осторожность, чтобы не упустить еще больший барыш. Настоящего плана не было. Просто от безумной бабулиной болтовни, от того, что Люба наслушалась о сокровищах и пещерах, они дошли до большого азарта. Могли, конечно, в соответствии с пятой версией и связаться с какими-то подпольными коллекционерами…