Цыганка из ломбарда
Шрифт:
– Ты не можешь здесь оставаться! – любезно объявил старик.
Девушка отвечала тем же тоном:
– Могу и останусь, господин Дикс.
– По какой такой причине, шельма ты эдакая?
– По нескольким … И все они веские, – сказала Агарь, подперев подбородок руками и пристально глядя на его морщинистое лицо. – Я знаю о вас все от цыгана, который был здесь шесть месяцев тому назад. Ваша жена умерла, сын вас бросил, и вы живете один, никем не любимый, ненавидя всех и вся. Вы старый, немощный и одинокий, но благодаря браку вы родственник нежной цыганки. Вот почему – и еще потому, что в жилах моих течет кровь вашей покойной рани [9] , я пришла, чтобы присмотреть за вами.
9
Рани –
– Ах ты Иезавель! [10] Так я тебе и позволил!
– О, вы быстро согласитесь, – беззаботно ответила женщина. – Я слышала, вы скупец, поэтому вы не упустите шанс обзавестись бесплатной служанкой.
– Служанка! Ты? – спросил Дикс, восхищаясь ее величественным видом.
– И тем не менее, господин Дикс. Я буду присматривать за вами и вашим домом. Я буду скрести, и готовить, и штопать вашу одежду. Если вы научите меня вашему ремеслу, я попробую заключить с кем-нибудь сделку так же жестко и стремительно, как делаете вы. И все это – задаром.
10
В Библии – жена израильского царя Ахава; в переносном смысле – коварная женщина.
– За еду и жилье, дерзкая девчонка.
– Дайте мне сухой хлеб и холодную воду, крышу над головой и охапку соломы, чтобы спать. Это недорого вам обойдется, и больше я ничего не попрошу… Скряга.
– Как ты смеешь так меня называть, дикая кошка!
– Так вас называют соседи, – ответила Агарь, пожав плечами. – Думаю, это прозвище вам подходит. Ну-с, господин Дикс, я сделала предложение.
– Я пока еще его не принял! – огрызнулся Иаков, сбитый с толку этой девушкой. – Почему ты пришла ко мне? Почему не осталась со своим племенем?
– Я могу объяснить это за пять минут, господин Дикс. Мы, Стэнли, сейчас в Нью-Форесте. Знаете, где это?
– Само собой, девчонка, – печально ответил Дикс. – Там я встретил свою Агарь.
– Именно оттуда я и явилась – вторая Агарь, – ответила девушка. – Я жила со своим племенем и была счастлива, пока не пришел Голиаф.
– Голиаф? – недоверчиво переспросил Иаков.
– Он наполовину горгио [11] , наполовину цыган – рыжий негодяй, который решил влюбиться в меня. Я ненавижу его. Ненавижу до сих пор! – Грудь женщины быстро вздымалась и опускалась – она часто и тяжело дышала. – И он бы заставил меня стать его женой. Фараон – наш повелитель, вы знаете – силой заставил бы меня стать рани этого человека, потому что некому было меня защитить. И я была несчастна. Тут я вспомнила, что мне рассказывали о вас, женившейся на одной из нашего рода. И я сбежала сюда, чтобы найти у вас защиту и стать вашей служанкой.
11
Так цыгане называют нецыган.
– Но Голиаф, эта рыжая скотина?
– Он не знает, куда я делась, и никогда не найдет меня здесь. Позвольте мне остаться, господин Дикс, и быть вашей служанкой. Мне некуда идти, некого просить, кроме вас – мужа покойной Агари, в честь которой мне дали имя… Так мне уйти или остаться, теперь, когда я сказала вам правду?
Иаков задумчиво посмотрел на девушку и увидел слезы, блестевшие на тяжелых ресницах, хотя гордость заставляла ее сдерживаться. Тронутый ее беспомощностью, вспомнив о жене, которую он так сильно любил, и оценив преимущества обладания белой рабыней, на которую можно будет положиться, хитрый старик передумал.
– Оставайся, – тихо сказал он. – Посмотрим, будешь ли ты мне полезна… Полезна и преданна, моя девочка. И коли так, у тебя будут стол и кров.
– Договорились, –
Вот так Агарь и поселилась в ломбарде; и вот почему Варк, к своему великому изумлению, обнаружил женщину – более того, молодую и красивую женщину – в доме Иакова Дикса. Эту новость соседи восприняли как чудо и распространяли все новые истории о господине Диксе и его домоправительнице, которая, судя по слухам, была не лучше, чем следовало ожидать. Но Агарь не заботили злые языки – и старика тоже. Без искры любви или привязанности они работали вместе на основе взаимной выгоды; и все оставшиеся дни Иакова Агарь служила ему верой и правдой. Чему и дивился Варк.
Для девушки то была нелегкая жизнь. Иаков был строгим хозяином, и она очень дорого платила за ночлег и пропитание. Агарь скребла стены и полы, чинила заложенные платья, требовавшие починки, и готовила скромную пищу для себя и своего хозяина. Старый ростовщик научил ее, как занижать цену предметов, которые приносили в заклад, как торговаться с их владельцами и как выжать последний шестипенсовик из жалких людишек, приходивших выкупить свои залоги.
Вскоре Агарь стала такой же хитрой, как и сам Иаков, и он никогда не боялся доверять ей сделки или работу в магазине. Она начала разбираться в картинах, драгоценных камнях, изделиях из серебра, в фарфоре – фактически изучила все необходимое, чтобы стать в этом деле специалистом. Сама того не зная, невежественная цыганка сделалась настоящим знатоком.
Чтобы жизнерадостно сносить жребий, который она добровольно выбрала, от Агари требовалось все ее терпение. Ее кровать была жесткой, пища – скудной; а острый язык старика постоянно терзал ее горькими словами. Иаков, уверенный, что его рабыня не имеет другой крыши над головой, упражнялся вовсю в мелочном искусстве тирании. Он обрушил на девушку всю ненависть, которую питал к бросившему его сыну. Однажды он зашел так далеко, что попытался ее ударить, но одного свирепого взгляда Агари оказалось достаточно, чтобы он передумал. В кои-то веки испугавшись, тиран никогда больше не пытался поднять руку на девушку. Он ясно видел, что если один раз разбудит дьявола в этом отпрыске свободного цыганского народа, то не сможет вновь его усыпить. Но хотя к Агари никогда не применяли настоящее насилие, жизнь ее была такой несчастной, какой только может быть жизнь человеческого существа.
Задыхаясь в крошечном ломбарде, со всех сторон окруженном соседними магазинчиками, Агарь тосковала о свободной жизни на дороге. Ее мысли возвращались к зеленым лесам, летом таким прохладным и тенистым. Цыгане жили на поросшей бурым вереском пустоши, и в свете звезд красное пламя цыганского костра отбрасывало фантастические тени на табор и шатры. Во тьме ночи она бормотала странные слова на цыганском языке, словно некие заклинания, возвращающие память. Раскладывая вещи в витрине, она пела самой себе обрывки грустных цыганских песен. Ностальгия по диким местам, табору и широкой дороге мучила ее в разгар лета, а когда началась зима, девушка затосковала по холодному дыханию диких ветров, гуляющих над засыпанными снегом вересковыми пустошами, над неподвижными прудами в холодных объятиях скользкого и прозрачного, как стекло, льда. В ломбарде она была ссыльной, изгнанной из рая бродячей свободы, которым грезила.
И, что еще того хуже, в нее влюбился Варк. Впервые за всю его ограниченную, эгоистичную жизнь божественная страсть коснулась грубой души вороватого адвоката. Восхищенный очаровательной темноволосой девушкой, подавленный ее неукротимым духом, пораженный ее ясным умом и безошибочными суждениями, господин Варк жаждал обладать этим сокровищем. Была и другая причина, чтобы попросить ее руки и сердца, и он попытался облечь ее в слова, когда попросил Агарь стать его женой. Двенадцать месяцев понадобилось Варку, чтобы на это решиться, и можно представить себе его ярость, когда Агарь сразу ему отказала. Несчастный не мог поверить, что она говорит всерьез.