Цыганочка с выходом
Шрифт:
В общем, если бы мы знали, в какую тягостную историю попадем… Но мы не знали.
За пару недель мы обжились, Дима начал искать работу.
Справа от нас снимали комнату две Олеси, три Галины и самая молодая Маринка, бригада малярш из Запорожья, слева в большой комнате отсыпались два конкретных друга.
— Какая зажигалка!..
— Да еще беременная!..
Сказал Саркис Мазуту, когда в первый же вечер они пришли, не постучавшись — замка на двери нашей комнаты тогда еще не было. Саркис — кавказец, Мазут — азиат. Оба черные и бескомпромиссные.
Я перевела взгляд на своего
В преимуществе замужества я убеждалась каждый день. И каждую ночь.
И только-только мы устроились в Полежаевске — новости из Красноуральска хлынули с экрана телевизора на нашей общей коммунальной кухне.
Наваждение, не иначе, ведь: ежедневно в мире творится, Бог знает что, но мы не жили во всем мире, и те новости были для нас, как журчание воды из-под крана, мы жили в Красноуральске, и он в нашем сердце остался навсегда. И мы вникали во все перипетии про бандитские разборки в центре еще недавно тихого города, убийства каких-то людей на окраинах, захваты заводов вооруженными людьми в масках…
Странное сознание: мир трясет и взрывается каждый божий день, но тебя трогает за душу только при упоминании знакомых, неважно — мест, имен или какой-нибудь горы на которую в детстве лазил и сидел, свесив ножки…
6-го мая убили в перестрелке… Бобровника.
— Может, вернемся?
— Куда?
И точно — возвращаться было некуда.
Разве мог кто предположить, допустим, лет 15 назад, что в новостях центральных телеканалов подробно будут рассказывать на всю страну про жизнь и смерть обычных разбогатевших бандитов. И так каждый день, день за днем, как раньше про трудовые будни шахтеров, сталеваров и колхозников.
Эти новости оттуда будоражили и вызывали противоречивые чувства… Хорошо, что мы уехали? И выходило, что — нет.
Вольно или невольно я стала знакомиться с людьми подъезда «Z», и не все знакомства были приятными, хотя иной раз случались и трогательные открытия.
Наташа задумалась и с сомнением перелистала все, что написала до этого.
— Надо бы уже начать рассказывать о самом главном! Но подъездные жители, которые сновали по лестнице туда-сюда, просто не давали никакой возможности перейти к главному. Их нужно обозначить, хотя бы пунктиром, особенно самих ярких! А вы уж сами решайте, читать ли вам про них — или перевернуть пять-шесть страниц и со спокойной душой узнать, ради чего затевался этот роман.
Я имею в виду — убийство.
— За что мужчины любят женщин?! А женщины этих… за что?!! Абракадабра, в общем! Иной раз та-акая женщина-а-а, а рядом с ней форменный сморчок! А идут, воркуют, весело им… черт побери!
Или еще вот — он! Косая сажень, кудри, шагает — просто по два метра шаг! А она — маленькая, носатенькая, прилизанная, и вдобавок — ноги колесом! А он ей: — «Лола, Лола, Лолочка!» Тьфу!
Ну вот — как ты вот! Пигалица ведь, а такого себе Илью Муромца цапнула!
— Да-а-а?!!
То, что мой Дима 1,61 ростом со стороны выглядел
Так случайно на лавочке я познакомилась с тетей Настей. Боевая женщина. Любит костры. Старшая по подъезду, 8-й этаж.
Еще в Красноуральске я с любопытством посматривала на женщин с животами, мой тоже был виден без очков. Ходят, как корабли, и не стесняются. Вот, думала я, они же не боятся — значит, все, как следует быть!
А когда мы приехали в Полежаевск, и до появления Глафиры оставалось около полутора месяцев, я с жадностью посматривала на мам с колясками. Там, в недрах кружев что-то попискивало, я не решалась даже взглянуть — ведь нельзя без спроса смотреть на чужих птенцов, но сердце ликовало — скоро пищащий инопланетянин появится и у меня.
На шестом этаже за выступом несущей стены в 54 квартире, как раз пищала недавно родившаяся девочка, и с ее мамой я познакомилась одной из первых.
Маму девочки звали Таней, и она тоже приехала из Красноуральска родить дочку. Совпадение…
Как обычно бывает? Ну, как люди перебрасываются первой фразой, а потом начинают улыбаться друг другу?
Я ходила с таким животом, что было видно — вот-вот! Еще несколько шагов, и я рожу. Да.
А она ходила гордая с нежно-голубой коляской, и в ней девочка!
Мы с ней встретились глазами на второй день нашего приезда и житья в Полежаевске. Мы обе шли по одной тропке через сосновый лес к «сталинке» и встретились глазами.
— Ой, — сказала она, едва взглянув на мой живот. — Ты не бойся!
— Да, — едва передвигая ногами, заворчала я. — Тебе легко говорить.
— Не бойся! — толкая перед собой коляску, как ледоход льдинку, авторитетно заявила она. — Выскочит, как пробка из бутылки.
— Да? — все равно не поверила я и не смогла отвести от нее глаз.
Такая полная, такая красивая, щеки, как две мои попы. Сметана мезозойского периода.
Она шла, и воздух шелестел, как водопад, такая неотразимая и очень большая женщина лет двадцати пяти.
Из-под сарафана на тоненьких лямочках слегка выглядывал красный бюстгальтер, и это было красиво, а почему не знаю.
И еще, я точно знаю — такая, как есть, я была уже в год и даже раньше. Люди не меняются. Они одинаковы независимо от возраста, и неважно, как они выглядят в десять, двадцать или сто двадцать лет. Я всегда буду та же, что в шесть лет. Но только — я одна буду знать об этом.
На трансформаторной будке справа от подъезда висела табличка:
«Здесь живет Брежнев».
Из своего окна и не раз я видела, как туда заходит какой-то чистюля в обносках. И так, как я раба своей страсти к бомжам и прочим незаконным гражданам, то однажды вечером, когда Дима долго не приходил, а я ждала его на улице, расхаживая среди деревьев, сильнейший импульс заглянуть в трансформаторную будку повернул меня к ней, я подошла и просунула голову в железную дверь.