Цыганочка с выходом
Шрифт:
Семейная пара из 55-й квартиры представляла собой незабываемое хали-гали.
Когда они шли под ручку, жена все время смотрела вниз на ноги мужа, подстраиваясь под его шаг.
А Вениамин шел, вертел головой во все стороны, разглядывал хорошеньких или безобразных женщин, улыбка сменялась на его лице гримасой отвращения. Он шел по прямой, совершенно не глядя под ноги. И то и дело попадал то в яму, то в траншею, которых на просторах Полежаевска было, как на поле брани.
Однажды, это было в мае, Вениамин и Мила шли по совершенно лысой местности у кинотеатра «Победа». И так как он считал ворон на проводах, а Мила
Но вся тревога в другом — они оба наступили, он — правым китайским ботинком, а она — левой тайваньской лодочкой, и даже не заметили!
Вениамин досчитал ворон, их было ровно 9 и 1/4 и еще несколько мелких незначительных птах, а Мила, покашливая и чавкая левой лодочкой, к месту заметила:
— Черемухой запахло, Веньк…
А за дверью Нины Ивановны стояла такая пугающая тишина, что пес, перескакивая через пять ступенек, помчался на свой третий этаж и только притормозил у квартиры соседской старушки Кокуркиной, совершенной развалины, которая по беспамятности забывала запирать свою дверь и оставляла ее открытой, невзирая на тревожную ситуацию в стране. Лабрадор решил прикрыть зазор лапой, но нечаянно забежал сперва в прихожую, замусоренную стоптанными тапками, сапожками и даже валеночками…
— Ты такой маленький, а тяжелый, прям, раздавил, — услышал пес старческий стон и, скосив по очереди глаза, увидел, как кряхтит старушка, выползая из-под Малькова, кв. 46.
— Я большой и легкий, лапонька! — самодовольно уточнил Мальков, натягивая треники. — К жене побегу, хватилась чай.
— Иди-иди, — помахала вслед ручкой Дарь Иванна и села на кровати, пытаясь отдышаться, потом встала и по стеночке поплелась в ванную.
Было ей немало лет, Малькову — 31, и был Мальков геронтофил, причем женатый и с детьми.
Лабрадор после этого решил на какое-то время завязать с писанием романов. Жизнь людей, если в нее всмотреться пристальнее, — до того смахивает на триллер, что собачья психика не выдерживает кипения всей этой субстанции, из которой и состоит человеческая жизнь на планете Земля.
Многих ли женщин зовут лапоньками?
А вот Дарь Иванну так звали все ее мужчины, а мужчин у Дарь Иванны было не меряно…
Дарь Иванна молодилась последние тридцать лет.
Ходила наштукатуренная и раскрашенная под матрешку, платья носила приталенные, что при ее субтильности было не так чтобы уж очень красиво, но и не страшно; в ушах у нее звенели серьги-мониста, и их звон-перезвон знала вся округа.
Мадам Кокуркина в младые годы накладывала макияж в ритуальной конторе и, набив руку, на свои остатки былого пудры и теней не жалела, а помадой обмазывала всю нижнюю часть лица. Безусловно, целилась-то она в губы, но… Но ведь женщина, как известно, остается женщиной, пока ее любят, а Лапоньку любили. А возраст? А что, собственно, возраст? Все станут старыми и все умрут, что же теперь?
В каждом доме есть своя красавица, свой сумасшедший, своя прилично одетая семейная пара и тройка дамочек с повышенной возбудимостью, ну и еще по мелочи, вроде высокого брюнета с белой горячкой и двух братьев, один —
В подъезде время текло, как струйка воды из-под крана, но не для Дарь Иванны. Катастрофа возраста не задела ее юной души, а молодое поколение полежаевских любителей экстрима в сексе не дали ей возможности забыть, что она женщина.
А что какой-то шутник на двери написал мелом: «Венерические услуги. Почти даром», — так дураков везде хватает. Лапонька таблички «Добро пожаловать» туда не вешала.
— Какая непорядочная эта Кокуркина! — говорили некоторые.
А ей хоть бы что! Она продолжала куролесить: намажется под индейца и ходит независимо по улицам, проспектам и скверам — стройная женщина преклонных лет.
— Этот старый осел! — взвыл лабрадор. — Утянул меня, наконец, на проезжую часть! — и, зализывая рану на боку, жалобно взглянул на кота со скаредной мордой, чем кота немало приободрил и обрадовал.
Кот даже заулыбался, впрочем, без особого доверия, обнажив кривой и опасный кошачий клык, и приподнял одну лапу, как обычно некоторые джентльмены манерно выдвигают одну ножку перед другой, увидев неплохую на их взгляд даму или более некрасивого джентльмена, чем они сами.
Такой это был кот. Из соседней «сталинки». Ничем вроде бы непримечательный кот, но он-то о себе думал, как Наполеон.
Чтобы как-то уравновесить собачий взгляд на вещи с общепринятым, повествование также будет вести одна молодая женщина.
Лабрадор, как автор, безусловно, получит весь гонорар и потратит его на себя и своего хозяина до юаня, но НАТАША… а НАТАША… в общем, даже лабрадор согласился на соавторство, так что вам не о чем переживать.
Напоминаю, лабрадор — это не фамилия, а название одной из песьих пород.
Но — имейте в виду, если один человек рассказывает так, то другой — абсолютно все переврет и накрутит своих мыслей, хотя чужие, бестолковые мысли даром никому не нужны.
Вот и тут… Нельсон, будучи лабрадором, рассказал весьма бойко самое начало этой истории, доверил вам много своих умных мыслей, но он все-таки — литературно-одаренный пес.
А НАТАША обычная молоденькая женщина, ожидающая в недалеком будущем ребенка. И в школе по русскому у нее было твердое «три», и она даже не читала «Мертвые души» Гоголя… Ну, полистала там, а читать так и не собралась.
И ей доверять канву и тонкий, как экслибрис, сюжет этого романа может решиться только не совсем нормальный субъект, но псу, как автору, запретить это никто не смог (хотя пытались). Поэтому не удивляйтесь, увидев некоторые повторения про подъезд и его обитателей. И еще — у Нельсона есть очень уважительная причина передать нить рассказа другому человеку — Наташа в этой истории одна из пострадавших лиц.
Лабрадор:
Я уступаю на время свое место непревзойденного рассказчика историй. Ее зовут НАТАША — одно из самых лучших женских имен!
Пусть рассказывает она, а вы сравните, у кого лучше получается. А я пока сбегаю, проучу кота со скаредной мордой!