Цыганское гадание
Шрифт:
Тамсин резко отвернулась, ее взгляд упал на карты, лежащие на столе. Злость переполняла ее, и она смахнула их вниз, на пол. Карты разлетелись у ее ног, как яркие осенние листья.
– Я хочу знать, – нахмурился Арчи, – что еще ты успела пообещать и отдать этому предателю?
– Ничего! – прокричала она отцу в лицо. – Ничего!!
Тамсин вдруг заметила глиняный кувшин, стоящий на столе. В мгновение ока она подскочила к столу, схватила кувшин, стремительно развернулась и, подняв его высоко над головой, со всей силы грохнула об пол у ног Уильяма. Звук разбившейся глины прокатился по всему холлу, кусочки
Он молча, не мигая, смотрел на Тамсин. Его веки не дрогнули.
– Милосердный боже! – прошептал Арчи. – Я знаю, что означает разбитый кувшин для цыган.
– Уилл Скотт тоже это знает!
Тамсин развернулась на каблуках и побежала к выходу. Она лихорадочно дергала ручку, стараясь открыть дверь, и никак не могла этого сделать. Ее руки тряслись, отказываясь повиноваться ей. Она слышала, как Уильям окликнул ее по имени, слышала, как ее звал отец. Но Тамсин уже справилась с непослушной ручкой и выскочила из комнаты, с силой захлопнув дверь за своей спиной. Эта сила отражала лишь малую толику горя и ярости, которые бурлили в ней и рвались наружу.
Часть XXVI
Осколки кувшина рассыпались у его ног кусочками его разбитого сердца. Уильям пошевелил черепки ногой и поднял голову. Арчи и его родственники смотрели так, будто он только что сознался в убийстве. А Уильяму казалось, будто убили его самого. Темные пятна вина растеклись под его ступнями, словно пятна крови.
– Она разбила кувшин между вами, – сказал Арчи. – Я не дурак, мне известно, что это значит. У меня была жена-цыганка и цыганская свадьба. Что еще произошло между вами? Говори, негодяй, прямо сейчас, не то умрешь, не сойдя с этого места.
Рука Рэбби потянулась к кинжалу.
Уильям смотрел на веревки, которыми были связаны его запястья, и пытался справиться с дыханием. При виде веревок его желудок всегда сжимался, сердце начинало бешено колотиться. Связанные руки, то, как он сидел посередине комнаты, словно зверь в зверинце, на которого пришли поглядеть зеваки, ощущение полного одиночества и черной, выжженной пустоты в душе – все это казалось таким знакомым! Когда-то давно он вот так же сидел, связанный, отупевший от потери самого близкого человека. Но тогда он был подростком тринадцати лет, не способным полностью осознать, что с ним произошло. Потеря Тамсин, ее доверия и любви оказала на Уильяма такое же разрушительное действие, как смерть отца, как разлука с матерью. На какой-то момент он застыл, не зная, что делать дальше, как выдержать это испытание, и просто тупо смотрел на осколки глины и на лужицы вина, растекшиеся по полу.
Уильям сделал глубокий вдох, потом медленно выдохнул. Ровно, без всяких мыслей и эмоций. Ему нужно было немного времени, чтобы прийти в себя. Он больше не был тем подростком с израненной душой. Он выжил. Он вырос и стал сильнее. Он окреп, несмотря на потери и в то же время благодаря им. Он сможет пережить это снова.
Когда Уильям вошел в холл и услышал, как старик поет балладу, он видел только Тамсин. Она была красива и до боли необходима ему. Он видел страдание в ее глазах и чувствовал ее гнев, направленный на него.
Веревки и обвинения разбередили старые душевные раны, а баллада
Вопросы, обвинения, подозрения, сразу обрушившиеся на него, наложили печать на его уста. Теперь он видел, что был не прав. Он спрятался в свою скорлупу, как привык это делать уже давно, повинуясь инстинкту. Но сейчас в нем заговорила гордость. Единственное, что могло спасти его, – это откровенность. Ничего, кроме правды. Ему нужно было как-то начать. И Уильям понял, что он должен сказать сейчас Арчи Армстронгу, чтобы вернуть его уважение, заслужить его доверие и расположение. Он скажет ему главное.
Уильям поднял голову.
– Арчи Армстронг, – тихо сказал он, – я люблю твою дочь.
Раскрасневшееся лицо Арчи побледнело.
– Ну что ж, хорошо. Только мы оба видели: ты получил от нее от ворот поворот, – ответил Арчи, машинально постукивая пальцами по ножнам.
– Да, – пробормотал Уильям, – я хотел жениться на ней по нашим законам, со священником, но теперь она этого не хочет.
– Ты был сильно занят последние две недели. – Арчи поднял на него тяжелый взгляд зеленых, как и у его дочери, глаз.
– Да, но совсем не так, как ты опасаешься, – сказал Уильям.
Он ждал, что Арчи возмутится, накинется на него, может быть, ударит, но угрюмый гигант молча стоял и в растерянности ерошил пальцами свои нечесаные волосы цвета соломы.
– Ты любишь ее, – повторил Арчи. – Ты любишь ее? – переспросил он.
– Да, люблю, – подтвердил Уильям. Он вздохнул и, подняв связанные руки, провел ладонью по лбу. – Ты даже не представляешь, как сильно я ее люблю, – он опустил руки, глядя на Арчи. – Твоя дочь – источник моих радостей и моих мучений, и это святая правда. Я клянусь тебе в этом.
– Святой спаситель, – пробормотал Арчи, наблюдая за ним, – я тебе верю. По крайней мере, в этом. – Он сделал глубокий выдох и снова взъерошил себе волосы. – Но я хотел бы услышать остальное. И побыстрее.
– Я расскажу тебе правду обо всем, что ты захочешь узнать, – сказал Уильям. Он смотрел на Арчи спокойно, не отводя взгляда. – Я доверяю тебе, Арчи, иначе ты от меня ничего бы не услышал. Но я скажу все. Только тебе одному.
Арчи повернулся к Катберту и Рэбби.
– Идите, присмотрите за вторым нашим заключенным. Принесите ему эля и немного хлеба. Я все же гостеприимный хозяин, пусть даже узник и не знает, в чьей темнице он на самом деле сидит.
– Есть одна вещь, которую ты должен узнать еще до того, как отправишь своих людей вниз, к Масгрейву, – сказал Уильям.
Арчи повернулся.
– Да? И что это за вещь?
– Я говорил с Масгрейвом перед тем, как твои люди пришли за мной. Я видел его. Он еле держался на ногах и говорил неразборчиво. Полагаю, вы ударили его сильнее, чем меня.
– Что он сказал тебе? – спросил Рэбби.
– Поскольку я тоже попал в темницу, он сделал вывод, что мы оба схвачены регентом. Я не стал уверять его в обратном. – Уильям приподнял бровь. – Но мне хотелось бы знать, почему он так думает.