Цыганское проклятье
Шрифт:
– А я бы не советовал снимать разрушенную часть здания… – К ним незаметно подошел Никодим. По тому, как он себя держал со столичными гостями и как отчитал Федора за желание пробраться внутрь разрушенного крыла, было ясно – этот дядя тут главный.
– И с чего это? – тут же нахмурился Михалыч. Он не любил, когда посторонние лезли в его работу, ограничивая или запрещая.
– А с того, что сколько бы туристы тут ни снимали, все кадры порушенного крыла испорчены, – бесстрастно выдал Никодим. – Мое дело вас предупредить.
И, ничего больше не объясняя,
– Начинается! – взбесился режиссер. – Понапускают к себе всяких бездарей, а потом предупреждают нас, профессионалов, что у них руки из… растут! Так это не наша беда!
И накинулся на Федора:
– А ты чего уши развесил?! Пока солнце не ушло – снимай!
Тот пожал плечами, мол, хозяин – барин, нажал на кнопку и прищурился, заглядывая в объектив.
Пыльные картины на окнах никуда не делись. Но Федор готов был поклясться, что картины изменились. Девичье лицо сменил портрет какого-то усача, а вместо танцующих пар появилась кудрявая девушка в пышных юбках с гитарой в руке. Цыганка?
Он так увлекся процессом съемки, что чуть не протер глаза, заметив в одном из окон шевеление. Приблизив картинку, Федор пожалел, что в камере нет преимуществ бинокля и двумя глазами в нее не посмотришь! Но как бы то ни было, оператор четко увидел девушку, на высокую грудь которой падала толстенная коса цвета пшеницы.
Федор оторвался от камеры и старательно проморгался, а потом посмотрел на окно невооруженным взглядом. Но то ли солнце ушло, то ли с такого расстояния за слоем пыли было трудно что-то разглядеть, никакой девушки он не увидел. Заглянув вновь в камеру, он с каким-то тоскливым разочарованием понял, что его подозрения подтвердились и незнакомка ушла.
Съемки продолжались еще три часа, пока солнце окончательно не перебралось на другую сторону монастыря, после чего Михалыч соизволил объявить, что «на сегодня рабочий день закончен, но не для всех», и с торжественным видом поручил Петру и Кириллу заняться подборкой музыкального сопровождения и написанием закадрового текста.
Остальные разбрелись кто куда в ожидании обещанного – «через полчаса» – обеда.
Федор тоже решил времени не терять и проявить полученный материал, отчасти, чтобы убедиться в отсутствии помех, о которых предупреждал хранитель Никодим, а отчасти для того, чтобы на отснятых кадрах лучше разглядеть лицо девушки. Если честно, Федя боялся признаться самому себе, что девица невероятно напоминает ему ту, кого он видел во сне. Но почему она ему снится? Он готов был поклясться, что никаких амуров ни с ней, ни с похожими на нее девушками у него не случалось. Ни-ко-гда! А это значит, что воспаленную совесть и игры подсознания можно исключить.
Тогда в чем секрет этой чертовщины?
– Макс, пойдем, поможешь пленку проявить? – окликнул он друга.
Тот обернулся, поджидая Федю:
– Давай. Все равно еще полчаса ждать обеда. – Он подхватил треногу на плечо и распахнул перед Федором дверь. Тот благодарно кивнул и протиснул перед собой кофр с камерой.
В комнате никого не было. «С другой стороны,
– Ну все! Пусть сушится. А завтра я тебе покажу такое… – Федор стянул с окна одеяло, запуская в маленькое оконце день. Солнце уже ушло, но лазурные небеса обещали, что вечер наступит еще ох как нескоро!
– Разрушенные стены? А то я их не видел! – хмыкнул Макс и кивнул на дверь. – Может, пойдем в столовку? А потом, чтобы Михалычу не попадаться, можно прогуляться до деревни… Вдруг фонарики завезли?
– Хм, можно и прогуляться. – Федор вышел вслед за ним. – А что касается пленки… В разрушенной части монастыря кто-то живет! И этот кто-то – девушка!
– Че-го?! – Макс даже остановился. – Ты что, ее видел?
– Ага. Сегодня в окне!
– Значит, нам нужно найти этого… – Макс прищелкнул пальцами, сел на широкие перила и съехал вниз. – Никодима!
– Логично! – Федор попытался повторить его трюк, но чуть не сверзился на каменные плиты. Спрыгнув на лестницу, он преодолел одним прыжком оставшиеся ступеньки и подошел к другу. – А вот и он.
Высокая худощавая фигура, одетая в черную рясу, будто соткалась из полумрака, царившего у полотнища ткани, скрывающей вход в разрушенное крыло, и направилась к ним.
– Отчего вы не идете обедать? Все ваши уже там. – Когда он подошел ближе, Федор понял, что ненамного он его и выше, да и в годах разница невеликая.
– А мы вас искали, – с места в карьер начал Федя. – Сегодня я заснял девушку. Светленькую, лет восемнадцати. Она находилась на втором этаже разрушенного крыла. А еще она рисовала на стеклах картины. Кто она? Разве ей не опасно там находиться? А что, если… Что… Что с вами?!
Никодим покрылся мертвенной бледностью, ухватился за горло, будто его что-то душило, и часто-часто задышал.
– Помоги… те… Там… – Он вытаращил глаза, указывая на что-то перед собой.
Парни растерянно переглянулись:
– Чем помочь?
– Что там?
– Ин… – Свистящий вдох. – Ингалятор! В трапезной!!!
Макс, не теряя времени, бросился за помощью, а Федор, осторожно поддерживая Никодима, усадил того на пол и прислонил к стене, приговаривая:
– Сейчас вам помогут! Обязательно!
Но тот его, похоже, не услышал. Пробормотав: «Ты вернулся! Как это может быть?», закатил глаза и потерял сознание.
Вскоре вся съемочная бригада с участием насельников монастыря занималась реанимацией хранителя Никодима. Только Федя, понимая бесполезность этой суеты, скрылся в трапезной. Налил сладкого чаю, взял бутерброд и уселся на лавку у края стола.
Что за бред здесь творится?
Дверь приоткрылась, и к нему заглянул Максим.
– Вот ты где! – Срисовав меню друга, он взял себе на кухне того же, только в двойном количестве, и подсел к нему.
– Ну, что там с Никодимом? – поинтересовался Федор.