Цыпленок и ястреб
Шрифт:
Четверо раненых выжили.
Мы провели дождливую ночь на старой доброй Лиме. Из новых пулевых дырок текло.
Наступило рождественское перемирие, но мы все равно летали, перебрасывая патрули, чтобы проверить сообщения о нарушениях ВК на нашей территории. Для меня это смотрелось, как полная дикость: мы могли договориться не убивать друг друга несколько дней, а потом начать все по новой. Впрочем, тогда я был молод.
Но на самом деле, летать на Рождество мне пришлось из-за моего проеба несколько дней назад, когда я вел вертолет вместе с капитаном
Все, что от меня требовалось — вернуть их для дозаправки, как раз в то место, где вьетнамский рабочий умер от укуса змеи. Ведущая машина должна лететь плавно — никаких быстрых разворотов, постепенные снижения. Но когда я начал сбрасывать скорость для захода, то повел себя слишком осторожно. Мне постоянно казалось, что сейчас все они меня протаранят. Я сбросил скорость слишком поздно и в результате проскочил заход. Блядь, я промазал мимо всего поля! Джиллетт смотрел на меня в ужасе. Говорили, что Мейсон неплохой пилот, и только гляньте — Мейсон промахнулся мимо всего поля, на вертолете! Делая разворот, чтобы вернуться, я так и представлял, как весь строй хохочет надо мной. Но все оказалось еще хуже. Развернувшись, я увидел, что остальные не стали меня дожидаться и выполнили посадку, пока их лидер держал курс куда-то на Страну Чудес. Я горел от стыда и ума не мог приложить, как жить с этим дальше.
А потому на Рождество я обнаружил себя летающим с Фаррисом. Он особо не разговаривал, но проверял меня, чтобы понять, почему я допустил проеб. Я вновь был ведущим, но столько передумал и пережил из-за своей ошибки, что делал отличные заходы. Я выбирал верные места. Я оставлял достаточно места для посадки остальных. Взлеты, посадки, все остальное получались прекрасно.
— Джиллетт сказал, что у тебя какие-то мелкие проблемы на заходах, — тактично заметил Фаррис.
— Было один раз.
— Вижу. Сегодня у тебя все получилось хорошо.
— Спасибо.
— С наступающим.
Этим вечером, когда мы доставили рождественский ужин всем патрулям, то съели и свою индейку. Потом мы спели несколько песен, съели всякое, что нам прислали семьи жены и я пролил несколько слез, когда укладывался спать.
— Глазам не верю, — сказал Гэри Реслер, скрючившись у своей койки. Снаружи нашей палатки слышалась яростная стрельба. — Почему?
Я покачал головой в темноте:
— Безумие.
Рядом с палаткой забил пулемет. Я вдавил свою задницу глубже под раскладушку, упершись в опоры. Закрыл глаза, чтобы хаос снаружи оказался сном. Пулеметная очередь растворилась в волне из сотен других выстрелов. Я прятался от безумия.
По проходу пробежала тень, наступив на отставшую доску под моей головой. Внутри палатки раздались пистолетные выстрелы и тень исчезла.
Стрельба продолжалось. Райкер был внутри, вместе со мной и Гэри. Остальные прятались в траншее — наверное, так было безопасней. Раскладушка не остановила бы пуль, но мне было спокойней лежать на полу в темноте.
— Может, нам выйти наружу, — сказал Гэри
— Уже пробовали, забыл? — и прямо рядом с брезентовой стенкой раздалось стаккато из выстрелов. — Их не остановишь!
Безумие шло, как буря. Похоже, рождество 1965 года я не забуду никогда — так я подумал.
Наступило легкое затишье и Гэри сказал:
— Вроде стихает. Пойду наружу.
— Ты вернешься.
Он меня не услышал. Я почувствовал, как заскрипели доски, когда он вышел. Вернулся минут через пять.
Кто-то вновь топал по проходу.
— Мейсон, Реслер, ребята, вы здесь? — это был капитан Фаррис.
— Ага, — ответил я с пола.
— Выбирайтесь и остановите их. Остановите их.
— Уже пробовали.
— Ну так попробуйте еще раз. Пошли, — и он вынырнул наружу.
— Глазам не верю, что за хрень, — услышал я свой голос.
— Ладно, двинули, — ответил Гэри.
Под небом, озаренным трассерами, стоял спец-пять [33] с пулеметом М60 у бедра, стреляя во все стороны. Свет был тусклым, но дьявольское выражение на его лице читалось явно.
— А ну стой! — заорал я. — Убрал оружие!
Спец-пять покачал головой и зловеще ухмыльнулся. Он глядел, как трассеры взмывают в небо и летят к холму Гонконг. Господи, подумал я, на вершине холма же люди, масса людей.
Все началось со стрельбы в воздух на Рождество. Теперь ситуация полностью вышла из-под контроля и пули летели в сторону команды связистов на холме. Внезапно они полетели и с вершины — связисты открыли ответный огонь по дивизии.
Полковник, как паук перебегал от мешков с песком к канавам и палаткам и натыкался на своих обезумевших подчиненных. В пятидесяти футах от нас он остановился и рявкнул на человека с пулеметом:
— Отставить! Приказываю отставить!
Человек сделал паузу; на лице у него появилось раздраженное выражение. Батальонный командир мешал ему жить. Он угрожающе усмехнулся и поднял М60 от бедра, тщательно нацелив полковнику в грудь. Полковник шарахнулся назад и обернулся ко мне с Гэри:
— Сделайте что-нибудь! — он уставился на нас.
— Что? — пожали мы плечами. Он пригнулся и побежал к своей палатке.
Наконец, наступила тишина. Примерно в двенадцать-тридцать битва за холм Гонконг прекратилась. Самолеты, которым пришлось кружить над полосой, когда началась заваруха, смогли приземлиться. Люди убрали оружие. Это был все еще Новый год, но очень тихий.
— У техников есть убитые, — сказал Коннорс.
— Сколько? — спросил кто-то.
— Семеро, кажется. Раненые тоже есть, — он говорил без выражения, глядя в пол. — Некисло отметили, а?
Нельзя на войне разрешать праздники.
Глава 7
Стрельбище
На прошлой неделе был вынесен вердикт концепции Воздушной Кавалерии. После часового доклада, выйдя из зеленой палатки в окрестностях Анкхе, Секретарь Макнамара расточал похвалы. Дивизия, сказал он, "уникальна в истории американской армии… Во всем мире нет таких дивизий, как эта"Ньюсуик, 13 декабря 1965