Цзян
Шрифт:
— Ну если это вам по душе, — сухо сказал Питер Ынг, — то можно присоединиться к «Маттиас, Кинг и компания» и рвануть отсюда.
Сойер прервал свое расхаживание по комнате и коротко бросил:
— Насколько я понял, ты стоишь за сделку.
Он скорее почувствовал, чем увидел в полутьме комнаты, как его компрадор передернул плечами.
— Это то, за что я всегда стоял. Как гласит китайская поговорка, «хватай свой шанс за горло».
— Я эту поговорку знаю, — сказал Сойер и возобновил свое хождение по комнате. — Но существует и другая
— И что же она означает?
— Она означает, что дураков ни жнут, ни сеют. Сами рождаются каждую минуту.
— Вы считаете, что Цунь скрывает что-то про Пак Ханмина?
— Или о Камсанге. Но в любом случае это не важно.
— Почему вы так думаете?
— Если бы я мог ответить тебе в двух словах, я бы смог тебя научить, как стать миллионером, — хмыкнул Сойер. — Видать, не случайно Цунь желает освободиться от акций.
— Но причины, которые он при этом выдвигает, звучат весьма убедительно.
— Еще бы! Иначе весь замысел взлетит на воздух. Если хочешь, чтобы тебе поверили, надо стараться, чтобы все выглядело вполне законно и убедительно. Но время не ждет, и раздумывать некогда. Он хочет заставить нас прыгнуть очертя голову — куда? Причем рассчитывает я даже не знаю на что. На нашу жадность? Зависть? Не знаю. Знаю только одно: здесь что-то нечисто.
— Очень жаль, что мы не можем хорошенько присмотреться к Паку Ханмину и Камсангу, — посетовал Ынг. — Это очень облегчило бы нам жизнь.
— Честно говоря, я не особенно обеспокоен тем, что будет и с тем, и с другим. Однако уже за полночь. Позвони Цуню и скажи, что мы — пас. Если он начнет заводиться, вежливо осади его и вешай трубку.
— И что же дальше? Так просто и забыть все?
— Не спеши. — Сойер опустился в свое любимое кресло с подголовником, мягкое, потертое, принявшее со временем отпечаток его тела. — Посмотрим, может он перезвонит. По моим прикидкам, он располагает временем до открытия биржи. Если до того времени никто не выразит желания приобрести акции «Маттиас и Кинг», он окажется в подвешенном состоянии. Когда акционерный капитал Пак Ханмина будет выставлен на продажу, мы сможем урвать себе кое-что если не за бесценок, то, во всяком случае, за меньшую сумму, чем та, о которой он говорит сейчас.
— А нужны ли нам эти акции, если, как вы говорите, здесь нечисто?
— Я говорю о сделке, а не о самих акциях. В конце концов, мы знаем, как делаются дела в Пак Ханмине, и, кроме того, в случае Камсанга, можно заручиться гарантиями самого Пекина: правительство Китая заинтересовано в том, чтобы закончить поскорее проект, который им так необходим.
— Цунь не выпустит их из рук так легко. Он не может себе этого позволить.
— Он не может себе позволить того, что с ним сделают завтра на бирже.
— Но это пока всего лишь домыслы, — заметил Питер Ынг.
— Если уж иметь дело с чертом, то лучше с незнакомым, правда?
— Не понял.
Эндрю Сойер рассмеялся.
— Ничего.
— Сфера интересов вашего отдела не может простираться так далеко, — заметил Лантин. — Я хочу знать о ваших взаимоотношениях с китайцами.
Даниэла все поглядывала украдкой на тетрадь с шифрограммами, хотя она и расплывалась в ее глазах. Что бы случалось, -думала она, — если бы мой отец узнал о тайной жизни матери? Что бы он с ней сделал?
Лантин взял тетрадь и поднялся из-за стола. Подошел к окну, прислонился плечом к проему.
— Когда мои люди обнаружили ее, я пошел с ней к знакомому психиатру из института Сербского. — Он имел в виду контролируемую КГБ психиатрическую лечебницу, где содержались противники режима. — Я рассказал ему, где эта тетрадь была найдена. Описал ему все обстоятельства дела. И спросил его, что бы все это могло значить.
Лантин поглаживал пальцами переплет тетради, словно ласкал.
— И знаете, что он мне ответил? — продолжал он. — Что ему совершенно ясно, что автор подсознательно хотел, чтобы его поймали на этом деле.
Он резко отвернулся от черноты за окном и встретил ее взгляд.
— Могу и еще кое-что вам сказать. Вы подсознательно жаждали, чтобы кто-то более хитрый, чем вы, открыл ваш секрет. И, конечно же, не Карпов. Вы, я полагаю, его не боялись, и это говорит о вашей недюжинной проницательности. Ему ведь ни в жисть не найти. Да и зачем ему искать?
— А вам зачем?
— А затем, что я раскусил вас, когда мы с вами виделись в вашем кабинете. Помните? Что-то крайне интересное в вас открылось мне — такое, что ускользало от Карпова все эти два месяца, что вы с ним спите.
— Чепуха, — сказала Даниэла. — Типичные мужицкие байки. Вы не увидели во мне ничего, кроме дырки, в которую и сами не прочь потыкать.
Лантин ухмыльнулся, но не стал возражать. Вместо этого продолжил:
— На вашей даче я нашел подтверждение своей догадке. О том, что вы близки с Карповым, это раз. Ну и это тоже. — Он потряс в воздухе тетрадкой.
— Что же вам подсказало, где ее искать? Ей очень не хотелось задавать этот вопрос, но она не могла не удержаться, чтобы не спросить. Его улыбка стала еще шире.
— Ваша мама.
Даниэла напряглась.
— При чем здесь моя мать?
— Ведь именно в этом месте она бы спрятала важный секрет, не так ли, Даниэла? Например, иконку?
— Откуда вам это все известно?
— Из ее досье, разумеется. Шашни с запрещенными религиозными сектами не проходят бесследно.
— Тогда почему ее не тронули?
— Неужели не понятно, почему? Из-за вас, Даниэла. Вы же ценный работник. Но вообще-то вы должны за это благодарить Карпова. Он не хотел огорчать вас. Ну и об интересах дела он тоже беспокоился. Ведь вы были бы потеряны для нас, если б ее арестовали как врага народа.