Д'Артаньян — гвардеец кардинала. Провинциал, о котором заговорил Париж (книга первая)
Шрифт:
— Мне еще не приходилось бывать при дворе, — произнес он твердо и решительно. — Как и вообще в Париже. Но могу вас заверить, любезный хозяин, что по прибытии в Париж немного времени пройдет, прежде чем я окажусь при дворе…
Глава вторая
Д'Артаньян обзаводится слугой
— Надо полагать, ваша милость, вам обещали придворную должность? — осведомился трактирщик.
Д'Артаньян вновь задумался, не почествовать ли ему его той самой опустевшей бутылкой, — но вновь натолкнулся на исполненный невинности и крайнего простодушия
Смирив гнев, он решил, что лучшим ответом будет подобная же невозмутимость.
— Должности при дворе мне пока что не обещано, любезный хозяин, — произнес он, бессознательно копируя интонации Рошфора. — Но здесь, — он похлопал себя по левой стороне порыжевшей куртки, — лежат два письма, которые, безусловно, помогут не только попасть во дворец, но и сделать карьеру… Доводилось ли вам слышать имя господина де Труавиля?
— Простите?
— Ах да, я и забыл… — спохватился д'Артаньян. — Он давно переменил имя на де Тревиль…
— Капитан королевских мушкетеров?
— Он самый, — ликующе подтвердил д'Артаньян, видя, что трактирщик на сей раз не на шутку ошеломлен. — А приходилось ли вам слышать о господине де Кавуа?
— О капитане гвардейцев кардинала?
— Именно.
— О правой руке великого кардинала?
— Уж будьте уверены, — сказал д'Артаньян победным тоном. — Ну так как же, любезный хозяин? Как по-вашему, способен чего-то добиться человек, располагающий рекомендательными письмами к этим господам, или мне следует оставить честолюбивые планы?
— О, что вы, ваша светлость… — пробормотал хозяин, совершенно уже уничтоженный. — Как же можно оставить… Да я бы на вашем месте считал, что жизнь моя устроена окончательно и бесповоротно…
— Не сочтите за похвальбу, но я имею дерзость именно так и считать, — заявил д'Артаньян победительным тоном истого гасконца.
— И вы имеете к тому все основания, ваша милость… светлость, — залепетал хозяин. — Бога ради, не прогневайтесь, но я задам вам один-разъединственный вопрос… — Он поднялся с расшатанного стула и откровенно присмотрелся к д'Артаньяну в профиль. — Не может ли оказаться так, что вы имеете некоторое отношение к покойному королю Генриху Наваррскому? Неофициальное, я бы выразился, отношение, ну вы понимаете, ваша светлость… Всем нам известно, как бы это поделикатнее выразиться, о склонности покойного короля снисходить до очаровательных дам, почасту и пылко, и о последствиях этих увлечений, материальных, я бы выразился, последствиях…
Д'Артаньян уставился на него во все глаза, не сразу сообразив, что имел в виду трактирщик. Потом ему пришло в голову, что любвеобилие покойного государя и в самом деле вошло в поговорку, а незаконных отпрысков Беарнца разгуливало по Франции достаточно для того, чтобы составить
— Почему вы так решили, милейший? — спросил он с равнодушно-загадочным видом, польщенный в душе.
Трактирщик расплылся в улыбке, крайне довольный своей проницательностью и остротой ума.
— Ну как же, ваша светлость, — сказал он уже увереннее. — Я — человек в годах, и в свое время через мои руки прошло немало монет с изображением покойного короля. Вот, изволите ли видеть, сходство несомненное…
Он двумя пальцами извлек из тесного кармана серебряную монету в полфранка, вытянул руку, так что монета оказалась на значительном удалении от глаз, и взором знатока окинул сначала профиль покойного Беарнца, потом д'Артаньяна. И заключил с уверенностью, свойственной всем заблуждающимся:
— Тот же нос, та же линия подбородка, силуэт…
Д'Артаньян, напустив на себя вид скромный, но вместе с тем величественный, смолчал, сделав тем не менее значительное лицо. Он не спешил объяснять трактирщику, что есть некие черты, свойственные всем без исключения гасконцам, так же как, к примеру, фламандцам или англичанам — очертания носа и подбородка, скажем… В конце-то концов, сам он ни словечком не подтвердил умозаключения трактирщика, так что совесть его, пожалуй что, чиста. Вот если бы он собственной волей произвел себя в самозваные потомки Беарнца…
— Есть вещи, любезный трактирщик, о которых следует помалкивать, — сказал он значительно. — Негоже мне сомневаться в добродетели моей матушки…
— О, я все понимаю, ваша светлость! — заверил трактирщик живо. — Значит, вы изволите держать путь в Париж…
— Да, вот именно. Но я не хотел бы…
— Вы можете быть уверены в моей деликатности, — заверил хозяин. — Я многое повидал в жизни. Ваш скромный вид, ваша, с позволения сказать, лошадь… Что ж, это умно, умно… Никому и в голову не придет, что под личиной такого вот…
— Что вы имеете в виду? — вскинулся д'Артаньян, которому кровь ударила в голову.
— О, не сердитесь, ваша светлость, я лишь хотел сказать, что вы великолепно продумали неприметный облик, когда пустились в путешествие… И все же… Быть может, вам понадобится слуга? Негоже столь благородному дворянину, пусть и путешествующему переодетым, самому заниматься иными недостойными мелочами…
— Слуга? — переспросил д'Артаньян. — А что, вы имеете кого-то на примете?
Предложение хозяина пришлось как нельзя более кстати, ибо прекрасно отвечало его собственным планам. Явиться в Париж в сопровождении слуги означало бы подняться в глазах окружающих, да и в собственных, на некую ступень…
— Имею, ваша светлость, — заторопился хозяин. — У меня тут прижился один расторопный малый, которого я бы вам с превеликой охотой рекомендовал. Право слово, из него выйдет толковый слуга, вот только сейчас у него в жизни определенно наступила полоса неудач…
Он так многозначительно гримасничал, что д'Артаньян, начиная кое-что понимать, осведомился:
— Он вам много уже задолжал?
— Не особенно, но все же… Два экю…
Ощутив некое внутреннее неудобство, но не колеблясь, д'Артаньян решительно вынул из кошелька две монеты и царственным жестом протянул их хозяину: