Д'Артаньян — гвардеец кардинала. Провинциал, о котором заговорил Париж (книга первая)
Шрифт:
Следом, уже самостоятельно, как и подобает пришедшей за правосудием пострадавшей стороне, появилась очаровательная Луиза, простоволосая, как древняя вакханка, в растерзанной одежде, с явственно наблюдавшимся под правым глазом тем сомнительным украшением, которое ни одна женщина не стремится добровольно заполучить.
Картина была достойна кисти великого живописца Сальватора Розы — в тусклом свете казенных масляных плошек сверкали алебарды и шпаги стражников, взъерошенный Бриквиль, словно только что изловленный дикий лесной человек, нечленораздельно рычал и сверкал глазами с таким видом, словно и вправду сожрал бы сырьем всех до единого присутствующих; распущенные
С прискорбием стоит отметить, что гасконец ввиду неполноты своего образования (так мы деликатно поименуем полное отсутствие такового) вовсе не усматривал никаких ассоциаций меж происходящим и живописными полотнами — ну, а остальные, между нами, были ему под стать…
Комиссар, видя, что ускользнувшая было дичь вновь угодила в надежные силки, звучно откашлялся и протянул:
— Те-те-те, любезный Бриквиль… Я уж было распрощался с надеждой увидеть вас вновь, но вы, похоже, часу прожить не можете, чтобы не нарушить законов Французского королевства… На сей раз вы у меня так просто не отделаетесь…
— Я?! — завопил Бриквиль, потерявший последние остатки благоразумия. — Да это самый настоящий заговор! Вы с этим вертопрахом определенно стакнулись! Или он вам заплатил? Это я — пострадавший, слышите, я! Я изловил этого вот потаскуна со своей женушкой прямо в постели, и он голышом сбежал через окно!
Д'Артаньян кротко сказал:
— Господин комиссар, я не собираюсь ничего говорить в свою защиту… посмотрите на меня и сами решите, похож ли я на человека, застигнутого в чьей-то там постели и голышом сбежавшего через окно… По-моему, нисколечко.
— Да ваша одежда до сих пор валяется в моей прихожей! — возопил Бриквиль.
— Ах, вот даже как… — скорбно вздохнул д'Артаньян. — Вы в мое отсутствие вломились в занимаемую мною комнату, утащили оттуда запасную мою одежду и где-то там бросили, надо полагать… Кого вы хотели провести, глупец? Одного из лучших полицейских комиссаров Парижа?
— Вот именно, вот именно, — сказал польщенный комиссар. — Госпожа Бриквиль, правда ли, что ваш муж с некими сообщниками пытался ограбить вашего жильца?
— Ну конечно, сударь, — всхлипнула Луиза. — Они бы непременно зарезали бедного господина д'Артаньяна, но он попросил у них разрешения прочесть последнюю молитву, а сам, выйдя в другую комнату, отважно выбросился в окно…
С точки зрения д'Артаньяна, эта ее импровизация была совершенно ненужной деталью, но сказанного не воротишь…
— И ваш жилец был одет?
— Ну конечно же! Кто садится ужинать голым?
— Все обстоятельства не в вашу пользу, Бриквиль, — сказал комиссар с видом проницательным и грозным. — Ваш жилец свидетельствует против вас. Ваша жена свидетельствует против вас. Соседские подмастерья свидетельствуют против вас. А это неспроста…
— Потому что вы все тут в сговоре! — взревел Бриквиль. — Знаете, что мне сказала эта потаскуха, когда я ее немного поучил по праву мужа? Что она непременно со мной разведется и выйдет замуж за этого гвардейского хлыща! (Д'Артаньян невольно содрогнулся от страха перед подобной перспективой.) А если для этого понадобится засадить меня в тюрьму, сказала эта шлюха, она и засадит, поскольку вас, де Морней, с ней связывают…
Комиссар с грохотом обрушил на стол кулак, а перехвативший
— Положительно, Бриквиль, вы закоренелый преступник, — сказал комиссар свирепо. — По-моему, вас следует незамедлительно…
— Господин комиссар! — торопливо воззвал д'Артаньян, вдруг сообразивший, что свобода Бриквиля и его собственная свобода оказались причудливым образом связаны, поскольку тюремное заточение ресторатора неминуемо влекло угрозу законного брака гасконца с Луизой. — Я вовсе не жажду ни крови, ни мести. Господин Бриквиль, бедняга, попросту поддался соблазну, вид золота затмил ему разум… Мало ли что в жизни случается, даже святые порой поддавались искушению… Сдается мне, я был бы вполне удовлетворен, если бы вы прочитали господину Бриквилю суровую нотацию и убедили его больше так не делать… К чему лишать человека свободы, если всегда можно дать ему шанс исправиться? Будем великодушны, как истинные христиане, простим бедняге его невольное прегрешение…
Комиссар смотрел на гасконца хмуро и насмешливо, и у д'Артаньяна создалось впечатление, что его видят насквозь. Простодушный полицейский — вообще явление редкое, особенно в столице. Оставалось надеяться лишь на то, что содержимое верхнего ящика стола сыграет свою роль.
— Ну, если подумать… — начал комиссар.
— Заклинаю вас, простите этого бедолагу! — воскликнул д'Артаньян. — Лишь бы он сделал для себя урок на будущее…
Ему только что пришло в голову, что в Париже и без того есть множество укромных уголков, где можно видеться с любовницей. К чему же продолжать свидания в ее собственном доме, подвергаясь риску?
— Послушайте, Бриквиль, — сказал комиссар, решившись. — По-моему, молодой человек говорит дело. К чему нам всем эти хлопоты, а вам еще и разорительный судебный процесс? Давайте и впрямь замнем дело по-соседски. Какого дьявола вы прицепились к бедному юноше с разными там беспочвенными подозрениями? Не следует судить о вещах по первому впечатлению и своей первой мысли. В рогатых видениях, посещающих ревнивых людей, больше воображения, чем истины. Таково уж ваше ремесло ресторатора и содержателя меблированных комнат — супруга ваша прямо-таки вынуждена ласково улыбаться посетителям и постояльцам, чтобы не растерять клиентуру. Тут нет ничего от распущенности, право же. Вполне возможно, парочку таких улыбок или взглядов вы и истолковали совершенно неподобающим образом… Короче говоря, я вас готов вытащить из этой неприятности при условии, что вы мне пообещаете быть благоразумным в будущем, примиритесь и с вашей законной супругой, и с этим достойным юношей…
Но господин Бриквиль, очевидно, ободренный столь быстрым своим предыдущим освобождением из темницы, окончательно закусил удила и потерял всякую осторожность.
— Это я-то должен быть благоразумным? — завопил он. — Это мне следует искать примирения? Благодарю покорно! Мало того, что меня сделали рогоносцем, что меня преследует без всякого на то повода продажный полицейский чин — я еще обязан сам искать примирения? Только потому, что этот вертопрах и фат, задира и похабник — кардиналист?! Знаем мы, любезный комиссар, откуда ноги растут! Ну ничего, найдутся люди, которые, уж будьте уверены, вложат ума и этим кардинальским прихвостням, и их хозяину, выскочке и интригану, ненавидимому всей Францией…