Д'Артаньян — гвардеец кардинала. Провинциал, о котором заговорил Париж (книга первая)
Шрифт:
— Все было совсем не так… — осмелился заикнуться д'Артаньян. — Не совсем так, я бы сказал…
— Молчите, несчастный! Я как-никак немного разбираюсь в жизни, я второй раз замужем и произвела на свет восемь детей… Голову могу прозакладывать, что ваша возлюбленная — обычная вертихвостка, которая решила охомутать глупого юнца… Вообще-то, и вы сами хороши — где были ваши глаза? Не видели, с кем связываетесь?
— Мирей, юношеские чувства… — робко вставил словечко де Кавуа.
— Не пытайтесь его защищать, Луи! Мне лучше знать, как следует воспитывать таких вот дурачков! Так вот, д'Артаньян, сама я верю, что ваша дражайшая Луиза — беззастенчивая и развратная хищница… но попробуйте убедить в этом сплетников! Люди, знаете ли, верят не тому, что происходит на самом деле, а тому, что говорят многие!
— Увы… — кивнул д'Артаньян.
— Это факт. Весомо, грубо, зримо… И вы можете из кожи вон вывернуться, но не оживите этого скота Бриквиля. Положение усугубляется тем, что его кончину кое-кто объясняет происками кардиналистов, а отсюда вытекает, что найдутся охотники раздуть сплетню до небес ради выгоды для своей партии… Наконец, есть еще его величество. Король крайне не одобряет подобных вещей — откровенного прелюбодейства, нарушения святости домашнего очага и тому подобных вещей… Вам крупно повезло, д'Артаньян, что короля нет в Париже. Придворные сплетники любят развлекать его рассказами о всех парижских новостях, а ваши похождения — сущий клад для сплетников… Король лежит в постели в Компьене. Он простудился, встречая английское посольство во главе с милордом Бекингэмом… или решил, что простудился, что, в общем, никакой разницы не составляет. Короче говоря, он слег в постель, никого не хочет видеть, и даже сплетни его не радуют. Будь он в Париже, все обстояло бы для вас еще печальнее — а так есть надежда, что дело удастся замять… Или вы и в самом деле собрались жениться на этой особе, у которой в любовниках перебывала половина квартала?
— Да боже упаси! — воскликнул д'Артаньян с неподдельным ужасом. Госпожа де Кавуа чуточку смягчилась:
— Что же, вы хотя бы не потеряли голову, а это уже кое-что… Пойдем далее. Где были ваши глаза, когда вы связались с Пишегрю и его шайкой? Это — законченный прохвост, нечистый на руку игрок, завсегдатай всех веселых домов Парижа… — Она прищурилась. — Впрочем, вы ведь, кажется, тоже? Мне ужасно не хочется произносить слова, которые благородной даме и примерной матери семейства и знать-то не пристало, но вы меня вынуждаете! Вы веселитесь со шлюхами во всех парижских борделях! Жоржетта, Жанетта, Лизетта, Мюзетта… Кварталы Веррери, улица Сен-Дени, заведение под названием «Флорентийская роза» на Сен-Мартен…
Капитан де Кавуа кротко поправил:
— Мирей, заведение на Сен-Мартен именуется «Флорентийская лилия»… Супруга зловеще прищурилась:
— Интересно, Луи, откуда вам известны такие тонкости? — спросила она медоточивым голоском.
Капитан в ужасе замолчал, но госпожа де Кавуа, к его несказанному облегчению, вновь обернулась к д'Артаньяну:
— Сударь, я смело могу назвать себя особой достаточно широких взглядов. Я понимаю, что есть вещи, от которых юнцов-ветрогонов вроде вас ни за что не удержать… но должны же быть какие-то рамки! Вы же стали завсегдатаем всех парижских борделей…
— Честное слово, не всех… — пролепетал гасконец.
— По крайней мере, большей их части, — безжалостно оборвала госпожа де Кавуа. — И в какой компании, Создатель! Сущий сброд вроде Пишегрю и его приятелей. Пишегрю, которого держат в роте только потому, что его дядя служит дворецким у принца Конде и протежирует беспутному родственнику… Де Пютанж, изгнанный из гвардии за подделку завещания… Самозванный граф де Герлен… И прочие, столь же гнуснопрославленные! Одного всерьез подозревают в шпионаже в пользу испанцев и мантуанцев, другой заливает кости свинцом, третий чудом выскользнул из петли, потому что не нашлось свидетеля в деле об ограблении почтовой кареты, у четвертого рукава набиты запасными козырными картами… Хорошенькая компания для молодого человека из столь древнего рода! Самые подходящие кандидаты на поездку четверней, когда лошади скачут в разные стороны! [15] Улица Дыбы по ним плачет и когда-нибудь дождется! [16]
15
Намек на четвертование, которое тогда во Франции приводили в исполнение с помощью четверки лошадей, — к ним привязывали руки и ноги приговоренного и гнали лошадей в разные стороны.
16
Улица Дыбы вела к площади Дыбы, где в те времена с помощью одноименного устройства производили публичную экзекуцию над дезертирами, ворами и разбойниками.
— Но я…
— Молчите! Между прочим, ваши беспутные дружки задержаны все до одного… и они твердят, что именно вы были зачинщиком всего, что вы все придумали!
— Да что вы такое говорите! — воскликнул д'Артаньян, у которого при этаком известии волосы форменным образом встали дыбом.
— Экий вы недотепа! — чуть понизила голос госпожа де Кавуа. — Вы что, незнакомы с нравами таких вот субъектов? Они готовы все свалить на дурачка вроде вас, чтобы избежать наказания… Ладно, ладно, не вздумайте в моем доме падать в обморок… по крайней мере, пока я не закончила выволочку… Вам крупно повезло, дорогой д'Артаньян. Слышите? Тот, второй англичанин оказался благородным человеком. Как ни удивительно, приходится признать, что и среди англичан попадаются порядочные люди, вроде белых ворон… Да и парижская полиция имеет некоторый опыт, и компания Пишегрю ей прекрасно известна. Вас никто не будет преследовать, прыгайте от радости, а лучше молитесь, если вы еще не забыли, как это делается… Благодарите Бога — и ваших искренних друзей.
— Госпожа де Кавуа, у меня нет слов, я готов броситься к вашим ногам…
— Успеется! Слушайте дальше. Давайте подведем кое-какие итоги, как выразился бы его высокопреосвященство. Вы ославлены как записной прелюбодей, запутанный в скверную историю с кончиной мужа вашей любовницы. Вы шатаетесь по самым подозрительным кварталам Парижа, веселитесь в борделях, играете в кости и карты — в экарте, пикет…
«А также в ландскнехт, бассет и гальбик», — мог бы уточнить гасконец, но благоразумно промолчал.
— Одним словом, вы катитесь под уклон по скользкой дорожке, — твердо заключила госпожа де Кавуа. — Вы на счету у полиции, ваше имя треплют сплетники, о ваших беспутных похождениях, того и гляди, может узнать король — и тогда вы пропали… Вы в полной мере осознаете свое печальное положение?
— Да, — промолвил д'Артаньян.
— Честное слово?
— Честное слово… — промямлил он, понурив голову и опустив глаза — и вовсе не кривя душой.
— Попробую вам поверить, — сказала госпожа де Кавуа, глядя на него испытующе и сурово.
— Но откуда вы все это знаете?
Она ответила ледяным тоном:
— Запомните, д'Артаньян: кое в чем я осведомлена не хуже парижской полиции… а то и получше. В особенности когда задеты интересы не только моего Луи, в чьем доме вы были приняты, но и самого кардинала. Я уже говорила об этом, но теперь объясню подробнее… Вас многие считают кардиналистом — вы то и дело деретесь с королевскими мушкетерами, вы приняты в доме капитана гвардейцев кардинала, вы знаете графа Рошфора…
— Вообще-то, я ничего не имею против такого обо мне мнения…
— Похвально слышать. Но беда-то как раз в том, что ваше поведение бросает на кардиналистов тень. Именно вас иные выставляют в качестве примера того, как растленны и преступны сторонники кардинала… Понимаете вы это?
— Теперь понимаю…
— И это мне отрадно слышать… — призналась госпожа Кавуа. — Надеюсь, вы в достаточной степени прониклись?
— Да, — покаянно признался гасконец.
— Дело зашло слишком далеко, — продолжала госпожа де Кавуа. — Нужно принимать немедленные и решительные меры. Я не могу позволить, чтобы из-за вас был нанесен ущерб великому кардиналу… А потому говорю вам со всей определенностью: я настроена решительно. Вы верите?