Д`Артаньян - гвардеец кардинала. Тень над короной Франции (книга вторая)
Шрифт:
— Удивительно точное определение, друг мой… — усмехнулся д'Артаньян, потерявший шляпу, но не гасконскую иронию.
— Но почему они привязались именно к Каюзаку?
— Потому что Каюзак держал себя, как Каюзак — он шумел за троих, распоряжался за всех, громыхал и привередничал, а главное, именно он платил деньги… его попросту приняли за главного и постарались скрутить в первую очередь его…
— Это разумно… — пробормотал де Вард. — Сколько же еще засад будет на дороге?
— Как знать, — сказал д'Артаньян, натягивая поводья. — Вот попробуйте с ходу
Он кивнул вперед, где дорога опускалась вниз, сжатая двумя крутыми откосами так, что объехать это место стороной, проселками, было бы невозможно. С дюжину скромно одетых людей копошилось в низине с лопатами и мотыгами среди свежевыкопанных ям, вроде бы не обращая внимания на наших путников, — но располагались они так, что вольно или невольно заслоняли проезд полностью.
— Они чинят дорогу… — сказал де Вард, внимательно приглядываясь. — Или делают вид, что чинят?
— Пока что они лишь выкопали кучу ям, сделав дорогу почти непроезжей, — тихонько ответил д'Артаньян. — Все это можно толковать и так и этак…
— Я сейчас потребую…
— Тс, граф! В нашем положении лучше будет вежливо попросить…
С этими словами гасконец тронул коня, подъехал шагом к ближайшему землекопу — тот и ухом не повел, хотя не мог не слышать звучное шлепанье конских копыт по глинистой почве, — и вполне вежливо произнес, обращаясь к согбенной спине:
— Сударь, не посторонитесь ли, чтобы мы могли проехать?
— Пошел вон, — громко проворчал землекоп, не разгибая спины, продолжая орудовать лопатой. — Буду я ради всякого висельника от серьезного дела отрываться…
Кровь бросилась д'Артаньяну в лицо, но он сдержался и повторил спокойно:
— Сударь, не посторонитесь ли?
— Чего они так спешат? — громогласно вопросил один землекоп другого, так, словно они находились друг от друга на расстоянии футов ста, а не в двух-трех, как это было на самом деле. — Черти, что ли, за ними гонятся?
— Не черти, а стража, надо полагать, — так же громко ответил тот, упорно не глядя в сторону путников. — У них на похабных мордах написано, что полиция им — как нож острый. Сперли что-нибудь в Кревкере, вот и уносят ноги…
«Это все же странно, — подумал д'Артаньян, украдкой оглядевшись и примерно прикинув, где следует прорываться при нужде. — Трудно, конечно, ожидать от землекопов и прочих дорожных рабочих изящных манер, народ это в большинстве грубый и неотесанный, но все равно не самоубийцы же они, чтобы вот так, с ходу и хамски, задираться с четырьмя хорошо вооруженными путниками, из которых ровно половина — несомненные дворяне? Ох, подозрительно…»
— А может, они и не воры, — вмешался третий. — Что ты на добрых людей напраслину возводишь, Жак Простак? Может, они — парочка голубков с итальянскими привычками, а в Кревкере такого не любят, как и по всей Франции… Как ты думаешь, кто у них муженек, а кто женушка? Усатенький охаживает безусого или наоборот?
— Я так думаю, что обоих этих франтиков охаживают те два молодца с продувными рожами, — отозвался еще один. —
— Может, они и Рюбену сгодятся? — захохотал еще один. — Рюбен у нас в Италии воевал, нахватался тамошних привычек… Эй ты, безусый, может, сойдешь с коня и на четырки встанешь? Рюбен тебе два пистоля заплатит…
— С дороги, мерзавцы! — воскликнул д'Артаньян, в котором все кипело гневом. — Или, клянусь богом…
Он замолчал, подавив неудержимый гнев, и всмотрелся в самого дальнего землекопа, показавшегося ему смутно знакомым: исполинского роста, как ни старается сгорбиться, прячет лицо, но…
— Вперед, де Вард, вперед! — отчаянно закричал д'Артаньян, пришпорив жеребчика так, что тот, фыркая, прямо-таки прыгнул вперед, сшибив грудью землекопа, с оханьем улетевшего спиной вперед в глубокую яму. — Это Портос, Портос! Засада!
Землекоп исполинского роста резко выпрямился, отшвырнув лопату, запустил руку за ворот грубой рубахи — и прямо перед грудью коня д'Артаньяна шумно прожужжала пистолетная пуля.
— Вперед, вперед! Засада!
Краем глаза д'Артаньян видел, как мнимые землекопы, отступив к канаве, вытаскивают оттуда мушкеты, ожесточенно, с исказившимися лицами раздувая тлеющие фитили…
Всадники рванулись вперед, сшибив неосторожного, не успевшего убраться с раскисшей дороги, мелькнуло перекошенное от ужаса лицо, копыта жеребчика звучно стукнули во что-то мягкое — но гвардейцы уже вырвались из низины.
Вслед им загремели выстрелы, зажужжали пули, с тугим фырчаньем рассекая воздух, — и д'Артаньян отметил почти инстинктивно, что их жужжанье все время слышалось по обеим сторонам и ниже, на уровне колен или пояса… «Они стреляют по лошадям, — сообразил гасконец, давая коню шпоры. — Исключительно по лошадям, мы им нужны живые…»
Повернув голову, он убедился, что маленький отряд не понес урона: все трое спутников, растянувшись вереницей, скакали следом. Далеко в стороне пропела в качестве последнего привета пуля — пущенная уже наобум, в белый свет…
— Сворачивайте налево, д'Артаньян, налево! — послышался сзади крик де Варда. — Поскачем проселочной дорогой! Налево!
Д'Артаньян последовал совету, и кавалькада свернула на узкую и петлястую, немощеную дорогу, извивавшуюся среди полей и чахлых яблочных рощиц. Черный жеребец де Варда обошел его коня на два корпуса…
И рухнул на всем скаку, перевернувшись через голову, словно пораженный ударом невидимой молнии. Всадник, успевший высунуть ноги из стремян, покатился в пыли.
Д'Артаньян молниеносно поворотил коня, натянув поводья так, что жеребчик взмыл на задних ногах, молотя передними в воздухе. Присмотрелся к лежавшему неподвижно коню — и охнул. По черной шкуре, мешаясь с обильной пеной и окрашивая ее в розовый цвет, ползла широкая темная струя.
Скакуна все же поразила пуля, единственная меткая из всех, — но благородное животное сумело прежним аллюром проскакать еще не менее лье, прежде чем испустило дух, умерев на скаку…