Д`Артаньян - гвардеец кардинала. Тень над короной Франции (книга вторая)
Шрифт:
— Сударь, умоляю вас! Мы же ни при чем, решительно ни при чем! Кто мог противиться правой руке всесильного фаворита?
Еще ничего не понимая, но видя столь решительную перемену в отношении к себе, д'Артаньян перевел дух и даже подбоченился. Тем временем в камере появился судья Эскью — иной, неузнаваемый. Вид его был самым подобострастным, руки тряслись, зубы постукивали от страха, а мантия, и без того убогая, была разукрашена свежими пятнами, на первый взгляд, происходившими от метко пущенных яиц…
— Господин де Касьельмор… д'Артаньян… — протянул он елейнейшим тоном, тщетно пытаясь изобразить на лице дружескую улыбку. — Право же,
— Значит, я свободен? — не теряя времени, спросил д'Артаньян уже надменно.
— Как ветер, дорогой вы мой! Как солнечный свет! — Судью трясло и корежило, как висельника на веревке. — Это прискорбнейшее недоразумение разрешилось окончательно… Пройдите в канцелярию, умоляю вас! Иначе они там все разнесут…
— Извольте, судья Эскро, — сказал гасконец холодно и направился к выходу, чувствуя себя так, словно сбросил с плеч тяжеленный груз.
Судья вприпрыжку бежал впереди, чтобы д'Артаньян, не дай бог, не сбился с пути в запутанных бесконечных коридорах, преданно заглядывал в лицо и тараторил без умолку — что он сам, если разобраться, на дух не переносит чертова Бекингэма, но просит войти в его положение, пожалеть маленького человечка, вынужденного вечно обретаться меж молотом и наковальней…
В канцелярии было не протолкнуться от крайне возбужденного народа. Люди ничего пока еще не разнесли и никого не убили, но по их виду нельзя было сомневаться, что они к этому готовы, и достаточно лишь сигнала. Впереди всех, опираясь на толстую трость, помещался пожилой осанистый господин, одетый с пуританской скромностью, а рядом с ним д'Артаньян, к своей радости, увидел молодого дворянина по имени Оливер Кромвель, встретившего его ободряющей улыбкой.
Господин с тростью, воздев ее, словно маршальский жезл, разразился длиннейшей тирадой, из которой д'Артаньян не понял ни слова, но поскольку адресована она была судье Эскью, а тот, выслушав, принялся что-то жалко лепетать, о смысле можно было догадаться. Уж, безусловно, осанистый господин, суровый и несговорчивый на вид, посвятил свою речь не восхвалениям добродетелей судьи…
— Пойдемте отсюда быстрее, — сказал Кромвель, ухватив д'Артаньяна за рукав. — Не ровен час, нагрянут драгуны…
Он потащил д'Артаньяна какими-то боковыми короткими переходами, и быстрее, чем можно было прочитать «Отче наш», они оказались в том самом дворике, где бушевали те, кто не поместился в канцелярии, метко швыряясь по окнам импровизированными снарядами вроде яиц, репы и камней, вопя и размахивая руками.
Протиснувшись через толпу, они оказались на улице, где к д'Артаньяну сразу же бросился Планше, чуть ли не плача от счастья:
— Сударь, вы живы! Я боялся, они вас убили…
— Планше, Планше… — сказал д'Артаньян, приосаниваясь. — Пора бы тебе уяснить, что у твоего господина душа гвоздями прибита к телу. Рад вас видеть, Каюзак, с вами, похоже, все в порядке…
Великан и в самом деле стоял тут же, рядом с де Вардом, и вид у него был столь плачевный, словно он накануне осушил бочку доброго бургундского — весь красный и мятый, до сих пор осоловело моргавший глазами.
— Господа, не стоит терять времени, — решительно сказал Кромвель. — Если в толпе еще нет соглядатаев Винтера и Бекингэма, они в самом скором времени появятся, а с ними могут быть и солдаты… Вон туда, в переулок…
Не
— Черт возьми, как вам удалось меня вытащить? — спросил д'Артаньян на ходу.
— Благодарите вашего слугу, — ответил Кромвель, не оборачиваясь. — Он, как я убедился, верный и толковый малый…
— Да, это за ним водится, — сказал д'Артаньян. — Планше…
— Все очень просто, сударь, — сказал сияющий Планше. — Я уже достаточно тут пообтесался, чтобы знать: если хочешь в Лондоне найти управу на Бекингэма, беги к господам из парламента… Всегда помогут. Брэдбери помог мне отыскать господина Кромвеля, я ему все рассказал…
— А я, не мешкая, кинулся к своему родственнику, достопочтенному члену парламента Джону Хэмдену, — добавил Кромвель. — Вы его только что видели…
— Тот осанистый господин с тростью?
— Он самый. Помните, я вам рассказывал, как мы с ним собирались уплыть в Америку? Когда он узнал, что клевреты Бекингэма схватили ради каких-то своих гнусных интриг молодого французского путешественника, он вспылил и поклялся, что вставит фитиль герцогу, даже если ради этого придется поднять на ноги весь Лондон. Впрочем, такие крайности не понадобились — мы взяли с собой всех, кто подвернулся под руку, а потом к нам примкнули все охочие до зрелищ и беспорядков. Сэр Джон припер судью к стене и подверг сомнению законность вашего ареста — он превеликий знаток законов… судья, как вы сами только что убедились, перетрусил и свел все к недоразумению, поскольку испугался, что толпа подожжет здание, а его самого повесит на воротах. Лондонцы любят бунтовать, с этой славной традицией еще ни один король не справился…
Планше, семенивший рядом, рассказывал взахлеб:
— А потом хозяин какими-то нюхательными солями и литьем на голову холодной воды ухитрился поднять-таки на ноги господина Каюзака и мы все, поблагодарив его и щедро с ним расплатившись, покинули «Кабанью голову», оставаться там далее было бы неосмотрительно…
Кромвель, приостановившись, твердо сказал:
— Дэртэньен, не уделите ли мне пару минут наедине?
— Охотно…
— Я чувствую, что все это произошло неспроста, и вы не простые путешественники… Я не задаю вам вопросов, дворяне должны доверять друг другу… но я — англичанин и люблю мою страну, пусть даже ею правит такое ничтожество, как Малютка Карл со сворой своих любимчиков… Дэртэньен, вы мне кажетесь благородным человеком. Можете вы дать мне честное слово, что ваша… миссия не направлена против Англии?
— Даю вам честное слово, что она направлена исключительно против Бекингэма, — сказал д'Артаньян. — Не могу вам рассказать всего, но он и Франции изрядно насолил. Я и мои друзья, мы хотим устроить господину герцогу крайне неприятный сюрприз…
— Я верю. Вот вам моя рука.
Молодые люди пожали друг другу руки и пустились догонять остальных, поджидавших их на ближайшем перекрестке.
— У вашего дяди не будет неприятностей из-за меня? — озабоченно спросил д'Артаньян.
— Ни малейших, — твердо ответил Кромвель. — За него горой встанет парламент, так что беспокоиться не о чем. Сказать по правде, я и сам собираюсь избираться в парламент, коли уж король не выпустил нас с сэром Джоном в Америку. Мы еще покажем этим выскочкам, торгующим Англией оптом и в розницу, — а там, с божьей помощью, дойдет и до их коронованного покровителя…