Д'Артаньян в Бастилии
Шрифт:
Поэтому он сказал только следующее:
— Э, нет, любезный господин д'Артаньян. Мы и так затронули весьма скользкие темы. Когда-нибудь впоследствии я поделюсь с вами своими соображениями. Особенно охотно я поступлю так в том случае, если вы выйдете на свободу.
А сейчас прошу меня простить — меня призывает долг.
Затем дю Трамбле уверил д'Артаньяна, что ему будут присланы сухие дрова, а сумма, отпускаемая на его содержание, возрастет на пять ливров в сутки, и удалился в сопровождении тюремного стража, погромыхивающего
Д'Артаньян же постоял, прислушиваясь к удаляющимся шагам коменданта и стража, после чего снова бросился на жалобно заскрипевшую под ним кровать и задумался. При этом он яростно крутил свой длинный ус, время от времени принимаясь кусать его и бормоча: «Значит, и Бассомпьер в Бастилии, вот так штука!»
Вышагивая по мрачным безлюдным коридорам Бастилии, дю Трамбле изрядно утомился. Он начинал убеждаться, что полученная им должность имеет множество отрицательных сторон, о которых ему не приходилось задумываться ранее.
Кроме того, его беспокоила предстоящая встреча с Бассомпьером. Дю Трамбле чувствовал, что ему недостанет сил посмотреть маршалу в глаза.
Между тем обход продолжался.
— Кто у нас содержится здесь? — вопросил г-н дю Трамбле.
— Номер восемьдесят пятый, некто Бонасье, галантерейщик, — отвечал сторож, открывая дверь камеры.
Уяснив себе, что перед ним человек незначительный и проку от него не более одного ливра в день, комендант состроил кислую гримасу и шагнул в камеру, не собираясь долго в ней задерживаться. Он увидел перед собой маленького приземистого человечка. Это и был галантерейщик Бонасье.
Его привели в Бастилию хорошая память и плохая голова.
После исчезновения своей жены он некоторое время вел себя тихо и смирно. Но однажды решил, что пришла пора похлопотать о приличествующем вознаграждении за свои услуги.
Он имел неосторожность напомнить о себе кардиналу; тот велел ответить ему, что он позаботится о том, чтобы отныне г-н Бонасье впредь ни в чем не нуждался. Слово его высокопреосвященства никогда не расходилось с делом (по крайней мере, в подобных случаях), поэтому в самом скором времени мэтр Бонасье получил стол и квартиру в Бастилии.
Все это время Бонасье стенал и охал, повторяя, что его жена крестница самого г-на Ла Порта — камердинера и доверенного лица ее величества. То же самое он сообщил, едва завидев переступившего порог коменданта.
Вместо ответа дю Трамбле взял почтенного галантерейщика под локоть и подвел к зарешеченному тюремному окну камеры, выходившему во внутренний двор тюрьмы.
— Поглядите-ка в окно, любезный, — вкрадчивым голосом пригласил дю Трамбле.
Бывший галантерейщик слегка оробел, а потому выполнил просьбу, не задавая лишних вопросов.
— Что вы там видите? — еще ласковее спросил комендант.
— Как что? Всегда одно и то же — тюремный двор.
— А видно ли вам вон ту башню?
— Да, конечно, господин
— А видно ли вам отсюда вон то окошко в стене башни на четвертом ярусе?
— Глаза мои уже не те, что прежде, но думаю, я вижу то самое окно, о котором вы говорите, сударь.
— Так вот, любезный, это окно как раз той самой камеры, в которой обитает бывший камердинер королевы господин Ла Порт.
Бонасье побледнел, а г-н дю Трамбле круто повернулся на каблуках и удалился, чрезвычайно довольный произведенным эффектом.
Рано или поздно приходится платить по счетам. Тюремщик вставил ключ в замок на дверях «третьей Базиньеры», если пользоваться служебной терминологией Бастилии, и г-н дю Трамбле был вынужден встретиться с преданным им маршалом Бассомпьером лицом к лицу.
— Дю Трамбле?! Вы?!
Господин дю Трамбле не был храбрецом, но и трусом тоже не был. Однако он попятился. Взгляд боевого маршала не предвещал ничего хорошего.
— Господин маршал, прошу поверить, что мне тяжело видеть вас узником Бастилии. Есть ли у вас какие-либо жалобы, пожелания. Все, что только возможно, будет исполнено немедленно.
— Тысяча чертей! Так в каком же вы здесь качестве?!
— В качестве коменданта.
— Неплохое местечко, а, дю Трамбле?
— Пока не знаю, господин маршал. Я только второй день в должности.
— Много ли вы заплатили за место, сударь?
— Думаю, этот вопрос мы не станем сейчас обсуждать, господин маршал. Я пришел к вам по долгу службы…
— Дю Трамбле, хотите, я назову вам цену вашего комендантства?!
— Нет, сударь.
— Тридцать сребреников!
— Да нет же, черт побери! Уверяю вас…
— Зачем я не убил вас в Лионе!
Дю Трамбле повернулся и, стараясь сохранить достоинство, направился к выходу. За спиной он услышал, как Бассомпьер вдруг расхохотался. Дю Трамбле против воли замедлил шаги и остановился — вполоборота — в дверях.
— Что вас так рассмешило? — подозрительно спросил он.
— Мне пришла в голову поразительно забавная мысль, — с трудом отвечал Бассомпьер, хохоча во все горло. — Отсюда мы выйдем с вами одновременно.
— Вы не понимаете, — продолжал маршал, все еще смеясь, встретив удивленный взгляд коменданта. — Ну как же! Я выйду отсюда только после смерти кардинала. Вы — тоже! Как только Ришелье умрет, меня выпустят, а вы лишитесь должности! Ха-ха-ха!!!
Дверь с грохотом захлопнулась за дю Трамбле.
Глава сороковая
Улица Медников
Улица Лаферронери, иначе говоря, улица Медников, узка, многолюдна и неудобна для экипажей. Она служит продолжением улицы Сент-Оноре, по которой Арамис и Сюффрен пришли сюда — оба закутанные в серые плащи, пряча лица в наступивших сумерках. Тень Истории пала на мостовую улицы Медников, причем тень зловещая.