Да будем мы прощены
Шрифт:
Я перечитываю письмо несколько раз. Не могу не испытывать при этом удовольствия. Вот это я и хотел услышать: это подтверждает мои чувства, мои подозрения, мою надежду, что не все напрасно. Наверное, это тот мой «друг» из юридической фирмы, человек из лифта – но кто он? Кто-то, кого я должен знать, – знакомое имя?
Прячу письмо в карман, решив покопаться потом – может, что-то в нем наведет на мысль. Какая-то фраза, манера изложения.
Звонит Уолтер Пенни – сказать, что Джорджа опять перевели.
– У него
– Тот инцидент у меня в памяти еще свеж, – отвечаю я.
– Чек вы получили? – спрашивает Пенни таким тоном, будто это решило все вопросы.
– Получил, спасибо.
Уолтер сообщает мне информацию о посещениях и адрес.
– Это примерно час езды оттуда, где вы сейчас. С видом на Гудзон.
Я приезжаю на следующий день. Снаружи вид буколический, тюрьма встроена в пейзаж, как старый замок или крепость. На парковке отдельное место «Лучший работник месяца» и фамилия этого работника красным маркером на белом прямоугольнике. Подъезжая, я случайно бросаю взгляд на старый дом справа и вижу, как явление призрака: выходит из него какой-то щеголь в старой коричневой вельветовой куртке и направляется к древнему автомобилю-универсалу. У меня мелькает мысль, что это дух писателя Джона Чивера выходит покататься.
Да, снаружи вид буколический, а внутри – как в печи. Потно, липко, пованивает тухлятиной. Я прохожу через металлодетектор в зону ожидания. Охранники приводят Джорджа в зону посещений в наручниках, мы разговариваем через отверстия в толстом плексигласе. Отверстия забиты слюной родственников и преступников, что общались здесь до нас.
– Как ты тут?
– А как я могу быть?
– Это вышло случайно, – говорю я.
– Я твоего мнения не спрашивал, – отвечает Джордж.
– У тебя ужасный вид. Уолтер говорил, ты лежал в больнице?
– Проктит и гонорея.
– Так как тебе на этом новом месте?
– Приходится приспосабливаться, – говорит он, мотнув головой. – Хреново здесь. Зубы у меня гниют. Я их раньше отбеливал четыре раза в год, а сейчас весь день от них дерьмом разит. Ты меня продал, отдал с потрохами, а за что? За рецепт шоколадного печенья Лилиан?
– Что ты несешь?
– Ты воспользовался, что я сластена, ты этим печеньем меня заманил и сдал!
– Они тебя тогда уже взяли, Джордж, – отвечаю я. – Мной они только воспользовались, как живым щитом. Я отдал себя в их руки, чтобы тебя защитить. Возможности отказаться у меня не было. Они меня взяли за яйца.
– Да нет у тебя яиц, – бросает Джордж.
– Джордж, будь повежливее.
Заключенный в соседней кабине падает на пол и бьется в припадке.
– Как мои розы? – успевает спросить Джордж, пока охранники вбегают очистить комнату, чтобы заняться больным.
– Черные пятнышки появились. Сегодня снова их опрыскаю, если дождя не будет, – отвечаю я и выхожу в двери.
Во вторник перед Днем благодарения Нейт возвращается из школы и привозит друга по имени Джош.
В магазине «Лайонел» продавец далеко не сразу соображает, для кого поезд, но когда до него доходит, он берется за дело с энтузиазмом, и мы покупаем за семьсот долларов поезд и кучу аксессуаров, и когда уходим, все мальчишки тащат по тяжелой сумке. Я веду ребят есть мороженое, и оказывается, что Нейт никогда не пробовал банановый сплит. Я заказываю на стол два, и тогда Сай смотрит на меня сурово:
– Сегодня у меня большой праздник, – говорит он. – И пусть будет по одному на каждого.
Так мы и делаем.
Закончив, мы идем встречаться с Эшли и Мадлен, которые не только у парикмахера побывали, но еще и маникюр с педикюром сделали.
– Еще в одно место заедем, – говорит Сай, и мы снова забиваемся в минивэн. Он меня направляет на Восемьдесят первую, к Музею естественной истории.
– Не знаю, насколько близко удастся подъехать, – улицы перед парадом перекрывают.
– Насколько сможешь, настолько и подъезжай, – говорит он.
Я паркуюсь на стоянке за два квартала от музея, и мы гуськом, как утята, следуем за Саем, налетая по дороге на людей, хором отзываясь: «Извините, извините, извините». Возле заграждения на перекрестке Восемьдесят первой и Сентрал-Парк-Уэст Сай что-то шепчет копу и вытаскивает из кармана старое водительское удостоверение. Я гляжу на Мадлен – кажется, она вполне понимает, что делает Сай. И улыбается.
– Разумеется, – говорит коп, открывая заграждение и пропуская нас всех.
Сай улыбается, очень собой довольный. Мы оказываемся среди немногих избранных прохожих в квартале, где выложены надувные игрушки для традиционного парада, организуемого универмагом «Мейси», и их как раз сейчас надувают.
– Вот этот шланг идет к заднице Бетти Буп, – показывает Сай.
– Бетти Буп! – восклицает Рикардо.
– Как мы сюда попали? – спрашивает Нейт.
– У меня есть еще пара тузов в рукаве, – отвечает Сай.
– Мы тут жили, прямо в этом квартале, – говорит Мадлен. – Много-много лет. Наши девочки выросли, играя в Центральном парке в хорошую погоду или среди диорам Музея естественной истории, когда было холодно или дождь.
– Класс, – говорит Нейт.
– Этот парад – он из моего детства, – говорит Сай. – Я видел, когда впервые полетел Микки-Маус и когда пела Этель Мерман.
– Подумать только, – отвечаю я, и мы шагаем дальше.
Дети таращатся, разинув рот, на гигантские игрушки, на Бетти Буп, Лягушонка Кермита, Шрека, Супермена, а те раздуваются и оживают. Под яркими, почти как в прозекторской, прожекторами, направляемыми рабочими в тайвековых костюмах, огромные воздушные шары удерживают сетки, мешки с песком и веревки. Я не могу не заметить, что по ту сторону музея тоже надувные игрушки – невероятно длинная линия, тянущаяся на кварталы.
– Ух ты, самое крутое место в мире! – говорит Рикардо. – Спасибо.