Да, господин министр
Шрифт:
Должен быть хоть какой-нибудь способ узнать, что происходит?!
Сегодня – день прозрения!
Пригласив Хамфри специально, чтобы поговорить о «Солихалле», сообщил ему, что, несмотря на оптимистическое выступление по радио, у меня появились некоторые сомнения.
– Что-нибудь определенное, господин министр? – вежливо спросил он.
Я не стал ходить вокруг до около.
– Скажите, Хамфри, с «Солихаллом» все в порядке?
– Насколько мне известно, строительные работы ведутся вполне удовлетворительно,
Пришлось запастись терпением.
– Я не это имею в виду. Что там происходит, Хамфри?
– Строительство, господин министр…
– Знаю, – с трудом сдерживаясь, перебил я его, – но… там что-то творится… понимаете?
– Конечно, – отозвался он.
Слава богу, лед тронулся, подумал я, немного успокоившись.
– Что?
– Первый этаж, а за ним – второй.
– Прошу вас, Хамфри! – Я уже не скрывал раздражения. – Поговорим о главном, об основании, так сказать…
– Ах, вот оно что, – с серьезным видом кивнул мой постоянный заместитель, – понятно.
– Что вы можете сказать по этому поводу?
– Э-э… насколько я понимаю, господин министр… (Вот она, правда, подумал я. Наконец-то!) интересующее вас основание состоит из смеси цемента и гравия на шести футах первосортного строительного камня…
Он что, принимает меня за полного идиота?
– Хамфри, – сказал я жестко, – вы, надеюсь, понимаете, что речь идет о финансах.
В ответ он вылил на меня целый поток скучных, сугубо технических деталей нашего контракта со строительной фирмой, каких-то поэтапных выплат и тому подобной чепухи. Пришлось снова его перебить.
– Однако, Хамфри, я чего-то не знаю…
Он снова уклонился от прямого ответа.
– Что конкретно вы имеете в виду?
– Это я от вас хочу услышать! Я знаю, есть что-то, чего я не знаю… потому и не знаю, о чем спрашивать. Так чего я не знаю, Хамфри?
– Господин министр, – строя из себя невинность, продолжал он, – я не знаю, чего вы не знаете. Ведь это может быть все, что угодно.
– Вы от меня что-то скрываете, не отпирайтесь!
Он кивнул.
– Что?…
Во мне все кипело. Снисходительно улыбаясь, он объяснил: одна из важнейших функций аппарата как раз и состоит в том, чтобы ограждать министра от ненужной информации, изо дня в день буквально затопляющей министерство.
Такой ответ меня не устраивал. Я в последний раз попытался втолковать ему суть моих опасений – на случай, если он все-таки не до конца меня понял.
– Послушайте, Хамфри, я знаю, что с «Солихаллом» происходит что-то, чего я не знаю. Но я знаю: знаете вы, знает Бернард, знает Джо Морган и – кто бы мог подумать?! – даже мой шофер. Только вашему покорному слуге ничего не ведомо, хотя именно ему придется расхлебывать эту кашу и отвечать перед английским народом!
Никакого ответа. Хамфри смотрел на меня и молчал.
– Хамфри! – воззвал я к нему, с трудом подавляя желание вцепиться ему в волосы. Или себе. – Ответьте, пожалуйста, на один простой вопрос.
– С удовольствием, господин министр.
– Не знаю! – завопил я. – Скажите вы мне, и я его задам!
Этот день, казалось, никогда не кончится. Чувствую приближение неминуемой катастрофы. Особенно после очередной встречи с Хамфри, прошедшей в атмосфере ледяной вежливости. Присутствовал на ней и Фрэнк Визел – он пришел обсудить свой проект реорганизации системы КВАНПО.
У меня не было ни малейшего желания обсуждать этот проект именно сегодня. На мой взгляд, он не имел непосредственного отношения к интересующим меня проблемам, хотя и пестрел звонкими выражениями вроде «скандальная практика министерского патронажа», «теплые местечки для своих парней» и тому подобного. Хамфри заметил, что в проекте видны оригинальность и полет фантазии. А Фрэнк по простоте душевной счел это за комплимент. Он, видимо, не в курсе: «оригинальность» и «фантазия» в устах сэра Хамфри – самые последние ругательства.
По замыслу Фрэнка, все назначения в КВАНПО должны быть переданы в ведение специального парламентского комитета.
– С тем, чтобы на эти места назначались по-настоящему достойные люди, а не старые дружки или партийные боссы. Пора поставить заслон прогнившему принципу «ты мне – я тебе», – пояснил он, улыбаясь, сэру Хамфри.
Такой подход к делу показался мне правильным, и я предложил рекомендовать его для подготовки к представлению в палату общин.
– Предложение, безусловно, смелое, – вставил сэр Хамфри («смелое предложение» – еще один убийственный «комплимент» своего постоянного заместителя). – Но вместе с тем вряд ли имеет смысл ломать существующую систему, если она хорошо отлажена.
«Хорошо отлажена»? Чушь! Не далее, как сегодня утром, мне надо было утвердить председателя нашей новой КВАНПО – Комиссии по партнерству в промышленности. И кто же, вы думаете, был кандидатом на этот почетный пост? Сэр Десмонд Глейзбрук! Уму непостижимо!
– Он никогда не работал в промышленности! – возмутился я. – Никогда не имел дела с профсоюзами! И к тому же позволил себе немало оскорбительных выпадов в адрес нынешнего правительства. Неужели такая кандидатура – это все, на что способна «хорошо отлаженная система»?
– Из него вышел бы отличный председатель, – возразил сэр Хамфри.
– Безграмотный фигляр!
– И тем не менее! – последовал ответ.
Я сказал Хамфри, что вычеркиваю Глейзбрука из списка. Он будет утвержден только через мой труп!
На некоторое время в кабинете воцарилось томительное молчание. Сэр Хамфри нарушил его:
– Господин министр, прежде чем вы примете окончательное решение, мне бы хотелось ознакомить вас вот с этим документом.
Он положил на стол папку, на которой было крупными буквами написано: «"СОЛИХАЛЛ” – СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО». Почему совершенно секретно? Я открыл ее и понял почему. Наш партнер Брэдли, профукав семь с половиной миллионов, оказался на грани банкротства и поставил под угрозу весь проект.