Да вспомнятся мои грехи
Шрифт:
Уже почти стемнело, когда Кроуэлл дотащился до дорожки, ведущей к домику амбулатории. Действие гравитола кончилось, и он вновь чувствовал себя разбитым и несчастным.
В приемной врача Кроуэлл впервые за все время пребывания на планете увидел современную мебель – хромированный металл, пластик – и впервые узрел привлекательную женщину.
– Вам назначено, сэр?
– Гм… Нет, мадам. Но я старый друг доктора.
– Айзек… Айзек Кроуэлл! С возвращением, старина! Заходи и скажи наконец мне «Здравствуй!» – закричал голос из маленького селектора на
– Последняя дверь по коридору направо, мистер Кроуэлл.
Впрочем, доктор Норман встретил Айзека в коридоре и, тряся его руку, затащил совсем в другую комнату.
– Сколько лет, сколько зим, Айзек!.. Я узнал, что ты вернулся, и, честно говоря, удивился. Эта планета не самое подходящее место для таких старичков, как мы.
Доктор, человек гигантского роста, был краснолиц и седовлас. Они зашли в жилой блок – двухкомнатную квартиру с вытоптанным ковром на полу и множеством старомодных книг на стеллажах по стенам. Едва друзья ступили внутрь, как автоматически включилась музыка. Кроуэлл не знал ее, зато Отто знал.
– Вивальди, – сказал он тут же.
Доктор поразился:
– Что, Айзек, под старость немного набираемся образования? Я помню время, когда ты считал, что Бах – это сорт пива.
– Теперь меня на многое хватает, Вилли. – Кроуэлл тяжело опустился в тугое кресло. – На все, что позволяет вести сидячий образ жизни.
Доктор хохотнул и шагнул в маленькую кухоньку. Он бросил в стаканы лед, отмерил в каждый бренди, в один плеснул содовую, во второй – обыкновенную воду.
Бренди с содовой он протянул Кроуэллу:
– Всегда помню вкусы своих пациентов.
– Между прочим, я заглянул сюда и как пациент тоже. – Кроуэлл отхлебнул из стакана. – Мне нужен месячный запас гравитола.
Улыбка сошла с лица доктора. Он сел на диван, отставив нетронутый стакан в сторону.
– Нет, Айзек, так дело не пойдет. С тебя хватит и недельного. Ты не сдюжишь… сдохнешь… окочуришься…
– Что?
– Гравитол противопоказан при ожирении. Во всяком случае, я никогда не прописываю его тем, кому за пятьдесят пять. Я и сам его больше не принимаю. Чересчур большая нагрузка для наших изношенных насосов.
«У меня сердце тридцатидвухлетнего человека»– подумал Макгевин, – но я таскаю на себе лишние пятьдесят килограммов. Соображай. Соображай!»
– Может быть, найдется менее сильное средство, которое помогло бы мне справиться с этой чертовой гравитацией? Мне ведь надо много работать.
– Гм… пожалуй. Пандроксин не так опасен, а относительный комфорт он тебе обеспечит. – Норман вытащил из ящика стола рецептурную книжку и что–то быстро начеркал на верхнем бланке. – Пожалуйста. Но держись подальше от гравитола. Для тебя он чистый яд.
– Спасибо. Завтра получу.
– Можешь и сейчас. Аптечный отдел магазина Компании теперь открыт круглосуточно… Но каким же ветром тебя занесло в нашу провинцию, Айзек? Исследуешь причины возросшей смертности бруухиан?
– В общем–то, нет. Точнее, это не главное. Я всего лишь собирался обновить материал для нового издания книги. Но смертность
Вилли махнул рукой:
– Собачий вздор! Я считаю, причина – в перенапряжении, ясно и просто. Эти сукины дети целыми днями вкалывают в шахтах. Потом отправляются домой и до изнеможения режут свое железное дерево. Других причин и искать не нужно.
– Они всегда были одержимы работой и загоняли себя до смерти. Во всяком случае мужчины. В сущности, это даже удобно – те, кто не работает в шахтах, всегда при деле и пашут как лошади. Однако эти не загибаются раньше времени.
Доктор фыркнул:
– Айзек, отправляйся–ка завтра на шахту и посмотри, как там работают. Чудо, что они даже неделю выдерживают. По сравнению с шахтерами все остальные выглядят попросту лентяями.
– Завтра же и отправлюсь.
«Как теперь перевести разговор на исчезновения?»
– А как обстоят дела с человеческой составляющей колонии? Многое изменилось с тех пор, как я уехал?
– Пожалуй, нет. Большинство из нас повязано контрактами на двенадцать или двадцать лет. Все те же люди вокруг, только постарели на десяток лет. Билет до Земли обходится в годовой заработок. К тому же там нам гарантирована пенсия в сто процентов оклада, а если нарушить контракт, то пенсия – тю–тю. Вот и приходится торчать здесь. Всего четыре человека сдались и купили билеты до Земли – вряд ли они тебе знакомы.
Да, прибыл новый посол Конфедерации. Делать ему здесь нечего, впрочем, как и трем его предшественникам. Но по закону колонии полагается посол. Понятное дело, Дипломатический корпус считает Бруух худшим из миров. Назначение сюда свидетельствует либо о признании полной некомпетентности, либо подразумевает наказание за какой–то проступок. Для нашего Стю Фиц–Джонса это уж точно наказание. Он имел несчастье быть послом на Ламарре как раз в тот момент, когда там разразилась гражданская война. Его вины в том нет; в тамошней внутренней политике вообще никто не мог разобраться. Но надо же найти козла отпущения, вот Фиц–Джонса сюда и сослали. Ты к нему как–нибудь загляни, поговори – интересный субъект. Только заходи утром, когда он еще не совсем пьян…
Появились шесть детишек, половина – незаконнорожденные. Восемнадцать смертельных случаев. – Вилли нахмурился. – Точнее, пятнадцать смертей и три исчезновения. Все исчезновения – за последний год. Люди утрачивают осторожность. За пределами поселка Компании ты все равно что на другой планете. А колонисты спокойно выходят в одиночку – старательствуют или просто хотят побыть подальше от других. Сломал ногу или провалился в пыльную яму – и все, конец. Двое из исчезнувших – новички, вероятно, агенты Конфедерации. (Отто вздрогнул: так оно и было). Видишь ли, первым пропал старый Малатеста, управляющий рудником. Полагаю, именно это и вызвало прибытие агентов. Они якобы занимались изысканиями полезных ископаемых, но на Компанию не работали. Кто же мог оплатить им дорогу? Ведь кроме Компании никто не имеет права ковыряться в этой планете.