Да здравствует королева!
Шрифт:
Олли выплыл из своего странного воспоминания и проговорил:
— Я тут кое-что для целителя вашего захватил, вот, — и он протянул большое, красное яблоко.
— Не беспокойся ты за нас, ни за него, ни за меня. О себе подумай.
— Да как же не беспокоиться, когда вас продать собираются, — огорченно вскрикнул мальчик.
— Тихо, тихо. Говорю же, тебе не надо беспокоиться за меня или за других. Мы переживем.
— Но если вас продадут…
— Это наши проблемы, не твои. Не лезь в это дело! Слышишь, не лезь!
Он еще несколько раз горячо просил Олли не вмешиваться,
— Дурак! — шипел он, начищая сапоги капитана. — Зачем я только пообещал? Ведь можно же что-то сделать, пробраться ночью в трюм, попытаться открыть его, захватить корабль.
Конечно, он слабо представлял, как это все может быть и может ли вообще, но мечтал быть полезным, хоть что-то сделать, а теперь это невозможно. Ведь если поклясться морем, то нарушать клятву нельзя, иначе смерть. Море может обидеться и заберет твою жизнь при первом же шторме. И все же он пытался припомнить, а были ли случаи, чтобы моряк сумел обойти данную клятву, пока капитан не пришел, хмурый, злой и хромающий сильнее обычного.
— Идиоты! — зло хлопнул он дверью и чуть ее не снес с петель. А Олли тут же кинулся к графину с горячительным. Всегда, если капитан был так раздражен, он требовал выпить. Капитан опустошил одним махом бокал и уселся на кровать, тяжело потирая лоб. — Чертовы идиоты!
— Что-то случилось? — робко спросил мальчик.
— Случилось, эти идиоты затеяли драку с одним из заключенных. А в результате я лишился картографа. И зачем кретин полез их разнимать?
— Его убили? — испугался мальчик.
— Ударился неудачно головой. Док гарантий не дает, то ли помрет, то ли нет. Время проклятое покажет. Время… Ха! А мне-то что без картографа делать? Лучше него никто море не знал, маршруты не пролагал. Твою ж мать!
Капитан продолжал злиться, бушевать и опустошать графин с вином, а Олли пытался решить, будет ли то, что он задумал, нарушением священной клятвы? Вроде, он и не лезет, а получается, что помогает. Но это только если капитан его послушает, а если нет, то и помощью-то это считаться не будет.
«Ладно, попробую» — решился мальчик и рассказал капитану о замечательном помощнике Семаре, который карты читает, словно книгу открытую, и море, словно вдоль и поперек знает.
— Говоришь, он хороший картограф? — заинтересовался мужчина.
— Самый лучший. Он на нашем корабле штурманом был, иногда за капитана за штурвалом стоял, а в шторм ему вообще равных не было. Он мог корабль так завести, что нередко мы лишь по кромке шторма проходили, или и вовсе огибали его.
— Разве бывает такое? — удивился капитан. — Чтобы шторм обойти?
— Помощник Семар мог, — убежденно отвечал мальчик. — Он словно заговоренный, само море ему благоволит.
— И откуда же взялся такой уникальный специалист? — недоверчиво хмыкнул капитан.
— Я его в море выловил, — с гордостью сказал мальчик.
— Это как?
— Да, я на мачте сидел, смотрю, плывет что-то, оказалось, он. Я к капитану побежал, и мы его спасли. Живой оказался. Доктор говорил,
— Не помнит? — еще больше удивился Харди.
— Совсем ничего не помнит о себе. Но навыками морскими владеет как бог.
— А имя Семар откуда взялось?
— Это я дал. Семар — чайка. Так наш корабль звали.
— Да, я помню. Ты уж извини, малец, что мы твой дом потопили, но до берега мы бы его не дотащили.
— Я понимаю, — вздохнул Олли и даже удивился немного, что капитан извиняться надумал.
«Нет, не плохой все-таки этот капитан, хоть и пират» — решил Олли и проникся к своему неожиданному работодателю еще большим уважением, а наутро узнал, что капитан заинтересовался историей пленника и даже решил с ним побеседовать. Уж о чем они там говорили, никто не ведал, но на следующий день всех пленников перевели из грязного сырого трюма в каюты для матросов, одели, накормили, отмыли и пристроили к работе. Так экипаж судна пополнился на тридцать восемь человек, а корабль взял курс на острова.
— Значит, вас не продадут? — шепнул Олли, проходя мимо нового помощника капитана.
— Кажется, за это стоит тебя благодарить? — подмигнул Семар.
— А другие… они бунт не устроят?
— Нет. Капитан обещал отпустить тех, кто захочет, как только доберемся до суши.
— И что же, он так просто согласился? — удивился мальчик. Конечно, капитан Харди не зверь, но и не святой благотворитель.
— Просто, да не просто. Я обещал, что буду служить ему бесплатно целый месяц за каждого, кто захочет уйти.
— То есть, если все захотят, вы останетесь на тридцать восемь месяцев? — испуганно выдохнул мальчик.
— Олли, и месяца не прошло, а ты позабыл все мои уроки арифметики. Тридцать девять, если тебя считать.
— А я никуда не уйду без вас. Так что нам тут с вами все тридцать восемь месяцев палубы драить и по мачтам лазить.
— Значит, будем лазить, — усмехнулся мужчина и потрепал мальчонку по вихрастой шевелюре.
— А целителя, целителя он тоже отпустит?
— Не знаю, — слегка посуровел Семар. — Радует, что вообще согласился его из камер перевести.
— А что? Не хотел?
— Не хотел. И сейчас не хочет. Говорит, если тот ему попадется, то скинет за борт, не задумываясь.
— И что же такое натворил этот Кроули? — заинтересованно спросил Олли, но Семар лишь пожал плечами и продолжил свой путь. Его и самого интересовал этот странный Кроули, то ли безумец, то ли притворщик. Что-то в нем было такое… неправильное, и встреча их была неправильной. Когда его в камеру привели, тот едва в обморок не грохнулся, и все шептал: «Я не хотел, я не хотел». А чего он не хотел, о чем говорил, Семар так и не понял. Знал только одно, Кроули явно его боялся, но и взгляд оторвать не мог. Позже, узнав, что Кроули провел один в темной, вонючей камере почти полгода, он всерьез засомневался в благоразумии целителя, особенно, когда однажды проснувшись, увидел того рядом, разглядывающего его руку с браслетом. У него тогда был странный взгляд, как у фанатика какого-то.