Дагги-Тиц (сборник)
Шрифт:
А Оська никогда не бросал друзей в беде…
Инки выпало третий раз спасти Полянку. Сначала спас, когда она была стрекозой, потом — когда мухой, и вот теперь опять… Тут уж никуда не денешься…
Сперва Зоя хотела, чтобы Беатриску играла Света. Во-первых, она и вправду рыжая, во-вторых, заметно было, что есть в ней, как и в Оське, кошачьи повадки. Но на первой же репетиции умная Света решила:
— Не-е… Лучше я буду продавщицей сосисок. А Беатриской пусть будет Поля. Потому что Инки, когда играет, смотрит на меня, а думает все равно о ней…
Это было настолько правдой, что не имело смысла даже смущаться. И никто не засмеялся. Чего смеяться над очевидностью. Только Полянка жалобно возразила:
— Какая из меня кошка…
— Вы-дрес-си-ру-ем, —
Никитка был человек решительный и «лишенный комплексов» (по словам Зои). Он ничуть не смутился, когда узнал, что ему придется исполнять в спектакле несколько песен. За котенка Оську, за утреннее Солнышко, за растущие на улице цветы (сразу за целый газон). Потому что у других «артистов» голоса были совсем никакие, а у Никитки — чистый и звонкий.
Инки обмер, когда подумал было, что ему придется петь на сцене. Ладно, в котенка он превратиться еще мог, но в Иосифа Кобзона или Аллу Пугачеву… Ему объяснили, что на магнитофон запишут Никиткино пение, а Оське придется лишь делать вид, что поет.
— Это называется «исполнение под фанеру», — объяснила Зоя. — Прием не очень честный, но его используют даже знаменитости, когда им лень стараться. А нам тем более простительно…
— Но орать дурным голосом придется самому, когда тебе наступят на хвост, — заметил один из близнецов, то ли Ромка, то ли Славик, оба они были не лишены юмора.
Впрочем, Инки уже знал, что эти два шестиклассника никакие не близнецы и вообще не братья. Просто «игра судьбы и природы» (опять же по словам Зои). Редкий случай свел в одном городке двух удивительно похожих мальчишек, и они подружились благодаря такому сходству. И гордились им, и порой пользовались для всяких фокусов. И мечтали о спектакле «Принц и нищий», но это, говорила Зоя, будет позже, «когда соберемся с силами»…
В компании «штурманят» вообще знали всё про всех. Даже то, что бесстрашный Никитка боится темноты, что меланхоличный и вроде бы неспособный к нежным чувствам Валерий Князев, одноклассник Гвидона, безнадежно влюблен в молоденькую учительницу музыки (она это и сама знала, и жалела Валерку, но что делать?). И что у Зои «хвост» по математике и родители недовольны ее возней с «этими пиратами», но махнули рукой. И что у Юрася нелады с английским и родители наняли для него репетиторшу (ведьма, как в кино «Замок на болоте» — видели?) и грозят его выдрать, если он хоть разик сбежит с занятий, а он сбегал уже два раза, но она почему-то не наябедничала…
Только про Инки знали не всё. Никому, кроме Полянки, не рассказывал он о Дагги-Тиц. Не то чтобы стеснялся, а думал, что история о погибшей мухе может показаться до невозможности мелкой и даже обидной по сравнению с гибелью Бориса. А это было совсем разное, и одна печаль не исчезает, если живет рядом с другой…
Пьеса «Бегство рыжей звезды» была не маленькая. И гораздо серьезнее «Мухи-Цокотухи». «Не в пример сложнее в психологическом плане, — высказывалась Зоя. — Здесь характеры…»
Спектакль должен был начинаться песней Солнышка — оно появлялось над крышами города. Вернее, над картонными кровлями собирался возникнуть Юрась в рыжем парике, в щетине лучей из фольги и сделать вид, что поет, а за кулисами включали магнитофон. И звучал Никиткин голос:
Ночью все кошки серы —Это ясно, как банка консервов,Потому что нет светлого дня,Если нету в небе меня.Но едва над землей начинается день,Кошкам всем на себя любоваться не лень.Всякий кот станет бел, полосат или рыж,Только я появлюсь из-за крыш.Чтоб кошки не были серы,Я с утра принимаю меры:Краски«Расцветали» перед зрителями несколько пестрых кошек, и среди них, на первом плане, Инки.
А я бродячий котенок Оська!Когда сосиски несут в авоське,Люблю их цапать, подкравшись сзади.Одной сосиски мне хватит на день.Не знаю мамыИ папы тоже,Сестер и братьев не знаю я.И часто голод мне брюхо гложет.Зато здесь всюдуМои друзья.Я здесь родился, мои здесь корни,Меня здесь любят дитя и дворник.Меня гоняет лишь пес-бродяга,Но до забора — всегда два шага.Все эти крышиИ все заборы,Домов заброшенныхВсе этажи —Весь этот город,Да, этот город,Мне этот городПри-над-ле-жит!Начиналось утро на городской улице, появлялась торговка сосисками, Оське удавалось стащить у нее пару сосисок и поделиться с Беатриской. Затем они разбегались по своим делам, а на сцене появлялся Лесник (то есть Валерий Князев с подушками под зеленым кафтаном и в шляпе с пером).
Сюда забрел я лишь на час —Заставили дела.Как можно жить, спрошу я вас,Когда кругом бедлам?Я этой жизни не снесу,Совсем, совсем я скис,Поскольку жить привык в лесу,Поскольку я лесник.И для людей, и для зверейЗдесь, в городе, беда…Эй, кошечка, давай скорейБеги ко мне сюда!— это он появившейся Беатриске.
Она была легкомысленным созданием — не совсем еще взрослая, хотя и постарше Оськи. И подошла к Леснику, от которого пахло вкусной домашней пищей. Тот сгреб беспризорницу и отнес в свой лесной домик.
Сперва Беатриске у Лесника понравилось: свежей рыбки и молока — сколько угодно, кругом прекрасная природа. И Лесник оказался добрым дядькой. Но… она была уличным созданием и долго не выдержала. Загрустила по мусорным кучам, по городскому шуму, по Оське и даже по вредному псу Бурбону, который готов был «р-разорвать всех на свете котов и кошек», но не разорвал ни одной, а, наоборот, отбивал их от живодеров.
Но от двух хитрых жуликов отбить Беатриску Бурбон не сумел. И через какое-то время было объявлено, что на кошачьей выставке появится новая «звезда» небывалой красоты.
Директор выставки (опять же Валерий Князев) солидно извещал зрителей:
Выставка, выставка,Вдоль забора — клетки.Кошки пожилые,Кошки малолетки…Кошки в клетках ему подпевали:
Гладкие, пушистыеИ короткохвостые —Все мы соответствуемТребованьям ГОСТа.Прочитай внимательноНаши имена ты.Мы теперь не просто кошки,Все мы — экспонаты.