Дагги-тиц
Шрифт:
Случилось это неожиданно и просто. Прохожих не было, лишь один мужчина прошагал мимо скамьи, где сидел Инки. В рыжей мешковатой куртке и вязаной шапочке, молодой (про такого можно сказать не «мужчина», а «парень»). Длинный, нескладный, с болтающимися руками. Он шагал широко, сутулился, кисти рук мотались почти у колен. (Впрочем, в левой руке он тащил тяжелую сумку.) И казалось, что весь он в своих заботах, всё, что вокруг, ему до лампочки. Но он прошел шагов десять и остановился, будто стукнулся лбом о стекло.
— Неприятности?
Конечно, первый ответ, прыгнувший в мозгах у Инки, был «тебе-то что». Второй — более четкий: «Иди ты…» Но прежде, чем послать непрошеного собеседника, Инки глянул ему в лицо.
Лицо было удивительно некрасивое. С рыжеватыми щетинистыми усиками, с такими же торчащими бровями, с голубыми глазками — они сидели близко от мясистой, будто распухшей, переносицы. Сидели, смотрели на Инки, и… не было в них ничего, что Инки терпеть не мог у взрослых. Ни подозрительности (чего, мол, тут расселся, небось гадости на уме), ни притворной заботливости. Только простое, совсем не назойливое сочувствие. И некрасивость незнакомца вовсе не отталкивала. Скорее… наоборот.
Однако эта «некрасивая симпатичность» не подкупила Инки. Он отметил ее лишь мельком и остался в холодной ощетиненности. Он был не лопух и знал, что есть среди взрослых всякие подонки: примажутся к пацану, уведут куда-нибудь и делают с ним разные гадости. А то и совсем — поминай как звали…
Но все же Инки не сказал «иди ты». Потому что незнакомец смотрел… ну, так, будто он знал, что пацана зовут Инки. И тот смешался на миг. И вдруг решил ответить правдой. Иногда правда крепче отшибает любопытных собеседников, чем всякие «не твое дело».
Инки, глядя прямо, сказал:
— Да. (В том смысле, что да, неприятности.)
Рыжеусый не удивился. Смотрел по-прежнему.
— А что случилось? — Это он без лишнего любопытства. Сочувствую, мол, но не настаиваю на ответе.
— Улицу потерял, — в упор сказал Инки.
Незнакомец опять не удивился. Кивнул:
— Бывает… — Откинулся к спинке и стал смотреть перед собой. Вернее, через дорогу, на одуванчики. Это отсутствие интереса слегка царапнуло Инки. И он спросил досадливо:
— С тобой тоже бывало?
Собеседник опять кивнул:
— Со мной много чего бывало… А что за улица-то?
В простом вопросе Инки опять почудилось неназойливое сочувствие. Он не огрызнулся, а хмуро объяснил:
— Называется Строительный Вал… Один раз я там был, а теперь никак не могу найти…
— Случается… А он, этот Вал, тебе зачем?
Тут уж точно пришла пора обрубить такое приставание. Но Инки сказал (тоже
— Там хорошо…
— Понятно…
Ему правда было понятно? Или он так просто? Инки быстро глянул сбоку, они встретились глазами. Рыжеусый, кажется, чуть смутился.
— Я знаю улицу с похожим названием. Земляной Вал. Причудливая такая… Но это не здесь, далеко…
— А где?
— Там, где я живу. За триста верст отсюда…
Наверно, он думал, что мальчишка спросит: «В каком городе?» Но Инки лишь заметил:
— Пешком не добредешь…
— Это уж точно… На поезде почти шесть часов, а на автобусе и того больше. Но мне приходится часто мотаться туда-сюда…
Инки, разумеется, не был вежливым ребенком. Но тут спросил именно из вежливости:
— А зачем?
Рыжеусый откликнулся охотно:
— У нас городок маленький. Правда, он рядом с большим, но многих товаров и там не сыщешь, а здесь подходящие магазины. Вон в том… — он кивнул через плечо, в сторону «Хозтоваров», — полно всяких нужных инструментов. Иногда пополняю арсенал…
— Понятно, — сказал Инки. И вдруг почувствовал: досадно будет, если рыжеусый парень сейчас встанет и уйдет. Хорошо, если бы посидел здесь еще немного.
Скамейка была длиной метра два, они сидели на разных концах. Незнакомец вдруг попросил:
— Если не трудно, согнись, пожалуйста, запусти руку под сиденье. Там внутри у подставки есть выемка, в ней сигаретная коробка. Это мой секретный запас. Достань… — И добавил опять: — Если не трудно…
Инки было не трудно, любопытно даже. Он изогнулся, пошарил под рейками, отыскал на ощупь в холодном бетоне квадратное углубление, а в нем гладкую коробочку «Явы». Подъехал по рейкам к собеседнику.
— Вот…
— Благодарю вас, милорд… Дома курить не велят, а я совсем отвыкнуть не могу. Поэтому, когда оказываюсь тут, отвожу душу. Хотя чувствую себя клятвопреступником… А ты, наверно, еще не куришь?
Полагалось бы возмущенно фыркнуть. Но Инки сказал просто:
— Не-а… Но некоторые думают, что курю.
— Потому что худой и бледный?
Инки не обиделся.
— Потому что прозвище «курительное»…
— Какое же? — спросил рыжеусый, распечатывая пачку.
— Смок.
Тот глянул внимательно.
— Не такое уж курительное. Скорее джеклондоновское. Такая книжка есть…
— Я читал, — сказал Инки с тайной горделивостью. — Но имя не от книжки…
— А от чего?
— От артиста Смоктуновского… (Ну, прямо как тогда, при комиссии.)
Рыжеусый даже чуть присвистнул.
— Во как? А ты… выходит, тоже артист?
— Нисколько… Просто давным-давно играл муравья в басне, а один парень сказал: «Прямо Смоктуновский». Потому что я, как и он, Иннокентий… Ну и пошло…