Дагги-тиц
Шрифт:
(Лодька тогда еще не знал, что через много лет он в этом институте будет выступать перед студентам, рассказывать о своих книжках…)
А напротив института жила Сказка.
Знаменская церковь…
Казалось, это не одна церковь, а чудесный город раскинулся среди зелени. Плотно прижавшиеся и поставленные друг на друга узорчатые домики, рвущиеся в высоту башни и башенки, стрельчатые окна, шпили, сияющие маковки, отсвечивающие тяжелой медью колокола в высоких сквозных проемах. И вознесенный на главном шпиле, увенчанный горящим крестом шар, похожий на золотой глобус…
Лодька смотрел во все глаза. Правда, шагов не сдерживал, чтобы какой-нибудь Синий или Гоголь не гоготнул: «Чё, помолиться решил?»
Лодька давно избавился от сомнений, которыми когда-то терзался второклассник Севка Глущенко: «Как же я буду вступать в пионеры, если верить в Бога пионерам нельзя, а я верю?» В ту пору он даже попытался договориться с Богом, что верить больше не станет, потому что очень ему хочется туда, где красное знамя, горны и барабаны. Но отказа от веры не получилось. Дело в том, что вскоре вернулся папа. Он возник перед Севкой, когда тот — всеми заброшенный, отовсюду выгнанный, раздавленный несчастьями — сидел у забора на заднем дворе школы и смотрел, как на него наплывает среди облаков белая башня церкви. Не Знаменской, а той, что стояла рядом со школой… Башня была без крестов, с оторванными листами крыши и, по правде говоря, не такая уж белая, изрядно обшарпанная. Но в тот момент она казалась удивительно красивой, неземной…
Несмотря на такую красоту, именно тогда Севка усомнился в существовании Бога. Потому что слишком уж много несчастий навалилось на него, Севку. Но как раз в тот момент случилось чудо…
Появление папы скомкало, отбросило, как бумажный комок, все беды, которые до той поры казались неодолимыми. И сомнения отбросило тоже. А когда они зашевелились опять, Севкин Бог — тот, который виделся в образе могучего старика, сидевшего у подножья заоблачной башни — словно проворчал, добродушно глядя на Севку с космической высоты: «Да вступай ты на здоровье в эти твои пионеры, если тебе охота. Жалко мне что ли?.. Только смотри у меня…»
«Ладно…» — неловко пробормотал Севка.
В словах «только смотри у меня» крылось очень многое. Но можно было выразить его и коротко: «Старайся не быть плохим, Севка».
И он старался. Правда ох как не всегда получалось. И о стараниях своих Севка нередко забывал. Но, если с ним случалось что-то скверное, Севка знал: это вовсе не месть Бога. Бог создал мир и все, что в нем есть хорошее. А все плохое шло от людей, которые добро мира не ценили и готовы были испакостить по глупости и ради своей выгоды. Наверно, Бог считал: «Пусть разбираются сами. Иначе никогда не научатся жить по-нормальному»…
Севкина вера не требовала от него ни молитв, ни соблюдения церковных правил. Она была внутри Севки. Она заключалась в надежде. Если не терять надежду, то в переплетении бед и радостей, которые существуют в жизни, радость и свет однажды окажутся сильнее. Пусть не сразу, пусть не в полную меру, но все же… Главное, чтобы вернулся папа, чтобы поменьше грустила мама, чтобы с ним, с Севкой, не случалось больших бед… И с Борькой. Правда, Борька другой веры (вернее, никакой, потому что считает: Бога на свете совершенно нет; но со временем, наверно, он разберется что к чему)…
Такие мысли появлялись (хотя и не надолго) у Лодьки, когда он проходил мимо похожей на чудесный город церкви…
Но надо сказать, что мы чересчур поспешили вслед за Лодькой на его пути к береговым откосам и Пескам. Дело в том, что и на нелюбимом Лодькой перекрестке был место, которое ему нравилось.
Напротив зловещего дома МГБ, на другой стороне улицы Семакова, стояло большущее четырехэтажное здание. Впрочем, и сейчас стоит. Однако нынче на него не обращают внимания, а в пору Лодькиного детства оно было одним из
В пятидесятом году Реконструктор еще не был оштукатурен, и кирпичный рельеф побеленных стен вызывал мысли о старинных крепостях. Однако внутри дом — наоборот! — очень соответствовал современной цивилизации. Было известно, что в Реконструкторе немало отдельных (не коммунальных) квартир и что в нем есть действующие ванные комнаты и теплые туалеты. Не надо, как дома у Лодьки, бегать перед сном в промороженную деревянную будку на дворе, а ночью, если приспичит, к стоящему у двери ведру с крышкой… Но счастливчикам, обитающим в Реконструкторе, Лодька не завидовал (он привык довольствоваться в жизни тем, что есть) и даже ощущал к этому дому дружеское, почти родственное чувство: дело в том, что главный угол Реконструктора был плавно закруглен — также, как у Андреевского дома.
Однако основным достоинством четырехэтажной громадины Лодька считал книжный магазин.
Над неширокой дверью, что вела в магазин с улицы Республики, висела вывеска «Подписные издания». В середине пятидесятых, когда Лодька заканчивал школу, в стране разразился «издательско-подписной бум» и десятикласснику Глущенко (иногда вместе с отцом) случалось не раз приходить сюда до рассвета, чтобы занять очередь за талонами на Жюля Верна, Майн-Рида и двадцатитомную библиотеку приключений. Но в пятидесятом таких соблазнительных «подписок» еще не было. На полках в строгом единообразии стояли шеренги томов Ленина, Сталина и Маркса-Энгельса (одно собрание на двоих, потому что друзья, как Лодька и Борька). Отдел обычной, не подписной литературы был повеселее. Здесь порой удавалось ухватить очень даже неплохие книжки: «Морские рассказы» Станюковича, «Хаджи-Мурата» Льва Толстого, «Слепого музыканта» Короленко, а порой попадались и такие приключения, от которых сладко стонала душа: «Пещера капитана Немо» Игоря Всеволожского, «Дорогие мои мальчишки» Льва Кассиля, «Аэлита» (уже другого Толстого, автора «Буратино») и даже — Лодька видел один раз! — «Два капитана» Каверина. К сожалению, далеко не всегда в кармане были деньги. А пока сбегаешь домой или к маме на работу, выпросишь чуть не со слезами нужные рубли, вернешься — книжечка уже тю-тю…
Но в тот августовский день Лодьке несказанно повезло. В кармане вельветовых штанов лежали две новенькие (выданные мамой «на месяц вперед») пятерки, а на полке он в один миг зацепил глазом знакомый узор переплета. «Библиотека приключений»!
Этот золоченый орнамент с вплетенными в него корабликами, воздушными шарами, скрещенными клинками и пальмами был известен любому мальчишке, который хоть что-то смыслил в приключениях. Под корочкой с такой узорчатой рамкой не могло оказаться плохой книги. Можно брать смело, и несколько дней (или, в крайнем случае, часов) головокружительных событий и путешествий в загадочные страны человеку обеспечены…
— Девушка… товарищ продавец… вот эта, пожалуйста… она сколько стоит?
Нет смысла смотреть заранее, лучше купить сразу, а то вдруг кто-то еще…
У будочки с тяжелым, музейного вида кассовым аппаратом Лодька выложил обе пятерки, получил два рубля сдачи и наконец ухватил твердую, маленького формата книжку.
Называлась она «Путем отважных». Писатель незнакомый, какой-то О.Корнеев. Внутри орнамента картинка — несколько мальчишек в лесных зарослях. Похоже, что Лодькины ровесники (везет же людям!).