Дагги-тиц
Шрифт:
Лодька опять сел в кресло. Люди и звери на снимках смотрели так, будто ничего не заметили. А часы, как оказалось, после боя отстучали всего две минуты… Удивительно, как мало времени надо для свинского дела…
«Но никто же про это дело не узнает! Всего щепотка…»
Лодька встал. Мысленно тряхнул себя и привел нервы в порядок. Правда, казалось, что фунтик с порохом жжет сквозь карманную подкладку бедро, но это именно казалось. Лодька наугад выдернул со стеллажа книгу. Это был том с африканскими романами Жаколио, до сих пор Лодькой не читанными. Вот и хорошо… Лодька принес
Теперь все получалось абсолютно как полагается: он, Лодик, приходил за книгой. Сразу стало спокойнее.
Снаружи Лодька снова запер дверь, положил на карниз ключ. На грядке с георгинами возилась Эмилия Львовна, недружелюбная сестра фотокорреспондента Гольденштерна.
— Здрасте. Я заходил к Льву Семеновичу, взял почитать книгу, — на всякий случай скал ей Лодька. Эмилия Львовна не ответила, только глянула подозрительно (или так показалось?). Ну и пусть смотрит, бумажный пакетик в глубоком кармане все равно не доступен ее взгляду…
На Стрелке все было так, словно прошло пять минут. И пистолеты по-прежнему лежали рядышком на плахе. Лодька увидел их, и опять застонало внутри. Но он задавил этот стон, деловито подошел к дровяному штабелю, затолкал между поленьями завернутую книгу — чтобы никто не любопытствовал, не лапал. Вернулся к колоде и резко сказал:
— Цурюк, дай спички!
Тот хлопнул губами и протянул коробок.
Лодька при общем молчании вытряхнул спички на колоду, а в коробок осторожно (и без дрожания пальцев) насыпал из бумаги порох. Мелькнула мысль, что он сыплет собственную гибель, но Лодька снова сжал в себе страх, как скользкого, норовящего вырваться зверенка.
— Ну? Этого хватит?
Все сошлись у колоды.
— Этого хватит на три дуэли, сказал Шурик Мурзинцев осторожно, словно он был хирург и предстояла операция.
А Лодька глянул на Борьку: неужели ничуть не боится? У того оттопырилась нижняя губа и на ней блестели пузырьки, но глядел он с храброй усмешкой. А пузырьки на губе ничего не доказывали. Они появлялись и тогда, когда Борька собирался аппетитно закусить…
— Ну, что? Начинаем? — сказал с бодростью Лешка Григорьев (хотя за бодростью, кажется пряталась нерешительность).
«Господи, а ему-то зачем это надо?»
— Конечно! Чего тянуть! — быстро откликнулся Вовка Неверов. — И так сколько времени потеряли…
— Не ври! Я быстро обернулся, меньше часа, — огрызнулся Лодька. Он чувствовал: Фоме все это надо, чтобы отомстить ему, Севкину, за прошлогодний случай, за выброшенный нож (ох, но это же было вечность назад!).
— Я не про тебя, а вообще, — примирительно отозвался Фома.
— Ну-ка, все назад! — приказал Лешка. — Давайте, давайте, пять шагов от плахи. Нельзя торчать под рукой, когда секунданты заряжают…
И все послушались, разом отошли. Славик Тминов — дальше всех, хотя он-то, конечно, думал, что все происходящее — игра…
Лодька с пяти шагов хорошо видел, как Лешка и Шурик отмерили
«А ведь может случиться, что через минуту тебя не будет», — словно сказал кто-то Лодьке со стороны. И он мысленно взвизгнул, и обругал этого «кого-то» и себя такими словами, которых никогда не произносил вслух даже наедине с собой… А молчание продолжалось, и чудилась в нем печальная и зловещая торжественность… Но вдруг торжественность эту пробили короткий вопль и удар о землю.
Оказалось, загремел с поленницы Костик Ростович. Он сверху наблюдал, как готовится оружие, тянулся, тянулся и потерял равновесие. Теперь он лежал на животе, раскинув руки-ноги и прижавшись щекой к травинкам — словно прислушивался: все ли в нем уцелело? Сверху на спину бедняге упал сосновый круглячок, но Костик не пошевелился.
Его рывком на ноги, встряхнули. Лешка спросил:
— Живой?
— Ик… кажется да, — кивнул Костик. И добавил, помотав головой: — Да ни шиша, все в норме… — При этом воспитанный мальчик сказал даже не «ни шиша», а более конкретно (видимо с великого перепуга).
Ну, раз так, значит для паники нет причин. Короткая штанина Костика была разодрана, ниже ее багровел изрядный кровоподтек, от него бежала по ноге к белому носку тонкая брусничная струйка. Но штаны добрая мама Костика зашьет, носочки выстирает и даже не побранит милого сына, а лечить всякие синяки и ссадины в компании умели всегда. Славик Тминов привычно выбрал на краю стрелки крупные подорожники, обмакнул в бочку с дождевой водой, налепил Костику на ногу.
— Спасибо, Славик, — вежливо прошептал тот. Наверно, ему было неловко за недавнее «ни шиша».
Костика слегка ругнули за бестолковость, велели больше не лазать наверх и отступились. Потому что пора было заняться главным.
Вовка Неверов отсчитал посреди Стрелки двенадцать очень широких шагов.
— Стрелять по одному разу, — официальным голосом сообщил Лодькин секундант Григорьев. — Тяните жребий. — Кто вытянет короткую спичку, тот — первый… Ну?
Борька подскочил к Лешке и дернул у него из пальцев спичечный кончик. И, конечно, выдернул короткую. Быстро глянул на Лодьку: «Ну, что?» А тому — что? Все равно попадать в Борьку он не собирался, хоть первым, хоть вторым.
— Кто где встанет? — спросил Борькин секундант Мурзинцев. — Будем снова тянуть? Или так выберете?
— Мне все равно, — спокойно, почти с зевком, сказал Лодька. Взял с колоды свой пистолет и лежавший рядом коробок. Пошел и встал у воткнутой среди травинок щепки, спиной к поленнице, с которой только что слетел Костик. И понял, что теперь совсем не боится. Ничего не будет. А если и будет, то пусть…
Он смотрел, как встал на свое место и облизнул с губ пузырьки его бывший друг Аронский. Как он картинно поднял к плечу, стволом вверх, пистолет. «Насмотрелся в кино..» Тут Лодька вспомнил, что надо бы закрыться пистолетом, это позволяют правила. И поднял пистолет к щеке.